Поезд рвется вперед, оставляя позади огни российской столицы. Пассажиры плацкартного вагона достают из сумок дорожную провизию, завязывают с попутчиками разговоры. Мне же хочется поскорее прилечь: утомила московская суета. Поэтому с удовольствием располагаюсь на верхней полке и с высоты наблюдаю за пассажирами.

На нижней полке напротив сидит совсем молоденькая девушка. Ее детская угловатость очень удачно сочетается с выразительными карими глазами и обаятельной улыбкой. Так и хочется улыбнуться этому милому созданию. Недаром паренек в униформе проводника, наспех размещая в своей сумке наши билеты, то и дело поглядывает на юную пассажирку.
– Олеся... Какое у вас красивое имя, вам оно очень идет, – внимательно изучая ее проездной документ, елейным голосом говорит молодой человек.
Закончив проверку билетов, проводник опускается на свободное место напротив Олеси. Судя по выражению лиц, парень продолжает щедро одаривать девушку комплиментами, а она, как видно, не привыкшая к такому их обилию, чуть зардевшись, принимает их за чистую монету. Наговорив ей всяких любезностей, он с явным сожалением уходит: дела. Но вскоре снова возвращается, помогает девушке застелить постель, бережно укрывает ее казенным одеялом, быстро наклоняется и касается губами ее щеки. Олеся тихо смеется, смущенно ныряет под одеяло, потом, высвободив свое симпатичное личико, игриво грозит соблазнителю пальчиком. Он как бы в растерянности разводит руками, дескать, что поделаешь, не устоял...
А поезд мчит и мчит в ночи, разбрасывая по сторонам дорожные огоньки. Они то исчезают, то вновь появляются во тьме. Свет в вагоне меркнет – можно засыпать. Уже сквозь сон вижу все того же воздыхателя, пришедшего вновь проверить хорошенькую пассажирку. Парень садится на край ее полки, наклоняется, что-то шепчет. Она, как видно очнувшись от дремы, переливчато, словно колокольчик, смеется. Руки парня ныряют под одеяло, девушка вскрикивает от прикосновения.

Отворачиваюсь: их дело... Хотя дуреха и есть дуреха, сочувствую про себя. Думает, что он в нее влюбился, верит каждому его слову. А наверняка его любовь закончится, как только она выйдет из вагона. И ведь не скажешь ей это, не объяснишь. Да и не станет она слушать нравоучения, предостережения чужой тетки. Между тем проводник, прошептав девчонке что-то тихо на ухо, помогает ей найти под лавкой тапочки. И тут я все-таки не выдерживаю:
– Товарищ проводник, вы бы отстали от пассажирки, она ведь несовершеннолетняя, – подаю сверху голос.
– Мамаша, а вы что, в полиции нравов служите или родственница ее? – прошипел он в ответ. – Спите спокойно, вас-то уже давно никто никуда не приглашает. Что, завидки берут?! А мы чайку попьем, за жизнь поговорим, – ехидно хохотнув, он решительно потянул девчонку за руку. И она неуверенной походкой проследовала за ним в сторону служебного купе.
Не скоро удалось уснуть. Проснулась, когда в вагонных окнах забрезжил поздний осенний рассвет. Олеся на своем месте, спит, безмятежно улыбаясь. Вагон оживает: кто-то с полотенцем под мышкой спешит к умывальнику, кто-то собирает постель.
– Кому чайку? Кому кофейку? Заказываем, не стесняемся! – предлагает пожилая женщина в форме железнодорожника, проходя по вагону.
– Ого, а где же наш донжуан? – невольно задаюсь вопросом. Олеся, проснувшись, долго прихорашивается – аккуратно укладывает волнистые локоны, подкрашивает глаза, при этом беспрестанно поглядывая в конец вагона, где расположено купе проводников. Тем временем за окнами уже стали мелькать дачные постройки Саратова. Проводница начала собирать у пассажиров постельное белье. На Олесю было больно смотреть: в ее глазах плескался немой вопрос: «Ты где? Что случилось?»

Поезд пролетает над широкой полосой автодороги, за которой открываются городские кварталы. В вагоне царит оживление. Пассажиры извлекают из багажных ящиков тяжелые чемоданы, сумки. Самые нетерпеливые продвигаются поближе к тамбуру. Олеся покидает купе одной из первых, очевидно, надеется на выходе из вагона встретиться с молодым проводником.
– Вот мерзавец! Соблазнил малолетку и спрятался, – глядя в спину юной попутчицы, в сердцах произносит одна из женщин, чье место тоже находилось в нашем купе.
На выходе наблюдаю такую картину. Пожилая проводница, открыв дверь служебного купе, со смехом бросает внутрь:
– Можешь выходить, твоя краля уже на перроне.
И тут же появляется ухмыляющаяся физиономия молодого соблазнителя. В этот момент он напоминал актера, который удачно сыграл свою главную роль.
– Ох! Доиграешься ты, Санька, с огнем! Кобель, вот ты кто! – ворчит на него сослуживица.
– Да ладно, Верочка Иванна! Я ведь их насильно в койку не тащу, сами, дуры, млеют! А мне по кайфу! – хмыкает донжуан.
При входе в подземный туннель снова вижу Олесю. Она стоит и неотрывно смотрит в сторону состава, все еще на что-то надеясь.
Ее глаза блестят от слез, и, словно сочувствуя ей, неожиданно начинает моросить холодный осенний дождь...