Командировка от Росатома. Часть 2. Городок, открытый всем медведям
Продолжение. Начало здесь ссылка
Итак, по заданию госкорпорации Росатом журналистский десант въехал в закрытый город численностью в 84,5 тысячи человек, который получил официальный статус города и имя Железногорск — для закрытой переписки, Красноярск-26 — для открытой переписки. Его также называли «Соцгород», «Девятка», «п/я 9», «Атомград»...
- Почти сразу после КПП, посмотрите направо – герб города в чеканке – медведь разрывающий атомное ядро. До недавнего времени, надо понимать особо, городок не отмечался на общедоступных картах. Вся эта завеса секретности – в недавнем советском прошлом. В нынешнем же здесь доминируют здания вмиг узнаваемого сталинского ампира – все в лепнине и брутально-изящные. К этому можно относиться как угодно, но большой вклад в создание города внес никто иной, как товарищ Берия, - рассказывает нам гид. – Нет, памятника ему у нас нет. Но Вы еще увидите его фамилию в неожиданном ракурсе.
Забегая вперед, сибиряки и впрямь увидели. Фото Лаврентия Берии стоит номером один среди портретов руководителей атомной отрасли СССР в музее Горно-химического комбината. Вот в какой неожиданный экскурс в прошлое мы летели за тридевять земель, чтобы соприкоснуться с удивительным, а порою – немыслимым.
Приветливая дама-гид меж тем продолжила комментировать пейзажи улиц, припорошенных непривычно белым для нас сибирским снегом:
- Город и комбинат строили, как вы понимаете, не только комсомольцы. Не будем вдаваться в историю вопроса, но здесь действительно был не только подневольный труд, но и большой энтузиазм, в том числе и у заключенных. При выработке 121% от нормы, срок сокращался втрое, и заключенным платили такую зарплату, что некоторые уезжали отсюда на машинах. Видите эту широкую улицу? Ее разрезает вдоль занятная набережная, где протекает всего лишь ручеек. Зато имя у него какое громкое – Байкал! Захотели строители города – и назвали его так – имеют право!
Не моно-, а стереогород!
Здесь жизнь размеренная, но бодрая, многие выпускники школ учатся в столичных ВУЗах, а их мамы и папы, многие из которых сами когда-то были студентами, развлекаются тем, что пугают приезжих байками о нашествии медведей, гуляющих по улицам. Впрочем, вокруг в тайге медведей хватает. Не так давно на одном из КПП одному псу даже будку построили – так он отважно бросался на медведя, который тоже, видимо, решил заступить на пост. И дорогу там нередко перебегают олени. Если не хватает развлечений – рядом миллионный Красноярск. Там на знаменитых Столбах медведи вообще строем ходят и играют на балалайках.
Не знаю, есть ли в нашей Отчизне сегодня подобные города, но Железногорск - закрытый для нескромных глаз сразу по двум основаниям. Стратегически важный объект Роскосмоса - «Информационные спутниковые системы» имени Решетнева проезжаем мимо в режиме: посмотрите налево... Достаточно сказать, что 2/3 спутников, входящих в орбитальную группировку России, являются продукцией именно этого предприятия. То-то же! Но нас привечает другой колосс – посмотрите направо - Горно-химический комбинат (далее - ГХК).
Железногорск вовсе не моногород с одной промышленной доминантой, а с позволения сказать – стереогородок, где конкурируют сразу две гордости страны от двух основ - атома и космоса. Самое яркое подтверждение конкуренции – городская площадь, традиционно занятая культурными объектами обоих предприятий. Нам повезло увидеть это мирное соревнование воочию. В канун нового года много лет подряд конкуренты выставляют каждый по елке, а горожане решают: у кого она привлекательнее. У «нашей» атомной елки в этом году фантастическая фотозона с иллюминацией – на зависть куда более открытым и многолюдным городам. Но сдается мне, и волшебник Дед Мороз здесь без спецпроверок к местным детишкам не пожалует – специфика.
Твэлы мчатся на 100-тонных ТУКах
Впрочем, мы прибыли сюда за волшебствами иного толка.
- Рад приветствовать Вас на земле сибирской, - встречает любознательный десант Игорь Селеев, директор изотопно-химического завода в составе не раз уже помянутого ГХК. – Для представителей атомградов наша экскурсия будет особенно актуальной – именно здесь хранится отработавшее ядерное топливо с ваших АЭС. Да, и с Балаковской станции, в том числе (наши ушки под казенными белыми колпаками сразу встали на макушке – авт.). Видеоблогер, один из участников нашего пресс-тура, начинает наговаривать в селфи-камеру нарочито тревожным голосом: «Нас облачили в спецодежду, зарядили дозиметрами, сейчас все начнется»…
Отходы, радиация, - слова заведомо тревожные. Но не станут же нас, ни в чем не повинных журналистов, вести туда, где по-настоящему опасно. Сотрудники комбината учтиво-приветливы, отвечают на самые неожиданные вопросы, пока мы семеним в матерчатых бахилах по просторным коридорам:
- Откуда такое непрофильное для ядерных дел название: горно-химический комбинат?
- Оттуда же, что и киношная «Операция Ы» – чтоб никто не догадался, - смеется наш сопровождающий: - Наш комбинат был создан в структуре Первого Главного управления, где «уран-графитовый реактор» писали как «оловянно-керамический кристаллизатор».
Тут же припомнилось: не имеющий аналогов подмосковный объект Росатома, где были придуманы и воплощены в жизнь все современные типы атомных реакторов, называется вообще как-то сантехнически – Гидропресс. И когда-то, оказавшись там, я задавал похожий вопрос, то встретил все ту же «секретную» иронию.
Впрочем, объяснения моложавого кандидата физико-математических наук Игоря Селеева оказались вполне доступны пониманию:
- Посмотрите на эту длинную конструкцию, состоящую из тонких металлических трубок. Трубки это - Тепловыделяющие элементы (твэлы), которые содержат ядерное топливо. Они собраны в Тепловыделяющую сборку – ТВС, она ставится в активную зону реактора. В активной зоне конфигурация расположения ядерных материалов позволяет организовать управляемую цепную реакцию деления тяжелых ядер, сопровождающуюся выделением огромного количества тепловой энергии, которая затем передаётся теплоносителю. По истечению срока службы эти ТВС, уже насыщенные радиоактивностью продуктов деления, осторожно извлекаются из реактора и хранят в приреакторных бассейнах на ваших станциях в течение нескольких лет. Отлежавшись, они этапируются к нам. По железной дороге, литерными поездами с охраной и без остановок.
Окружающие меня остряки-журналисты тут же придумали даже скороговорку «Твэлы мчатся на 100-тонных ТУКах».
Но вот, собственно, и сам ТУК – транспортно-упаковочный комплект – притягивает взгляды, покоясь на железнодорожной платформе. ТУК герметичен. Его задача – не растерять ни на каком полустанке ни единого изотопа. Выполненный из нержавейки толщиной 35 сантиметров, он блестит как из прачечной. После выгрузки ТВС он тут же проходит дезактивацию, вставая в очередь на новый рейс.
- Вы видите, как блестит покрытие ТУКа из стали-нержавейки? Вопрос на засыпку: сколько лет этому контейнеру? Год, еще меньше? Представьте себе, 30 лет! А выглядит как новенький! - излагает с интонацией искушенного фокусника директор этих корпусов.
Об Атлантиде, Титанике и ТВС-кашалотах
К слову об основном корпусе «мокрого» хранилища, построенном в 1985 году. Представить себе гигантский цех размером 240х36 метров довольно трудно, охватить глазом ничуть не легче. Только стены, потолок и пол, под которым целая рукотворная Атлантида. Это и есть «мокрое» хранилище мирного атома.
Совсем коротко и доступно о технологиях. Проблема отработанных ТВС – выделяя остаточную радиацию, они все время самонагреваются. В контейнерах ТУКов охлаждение только с поверхности, сборки при транспортировке могут нагреваться примерно до 70-80 °C. Чтобы они при перегрузке в хранилище не вскипели, контейнеры «расхолаживают», остужают водой, поданной по специальным каналам до приемлемых 30 градусов по Цельсию. И лишь потом «топят» в 8-метровом бассейне. Больше наш Титаник не всплывет – его бережно перемещают по подводным коридорам на конкретное место спокойного сна, пока его не отправят на переработку. Вода отводит постоянно возникающее тепло по замкнутому контуру и является естественной биологическим гасителем «атомных излишеств». Это помимо металлических щитов и бетонных конструкций. Каждый отсек подобно подводным лодкам, отделен от соседних гидрозатвором, и случись что, отсекает проблемный участок, давая возможность локализовать проблему. На традиционный вопрос о форс-мажорах Селеев отвечает так: «У нас всегда все спокойно, технологии отработаны десятилетиями». И не стучит ни обо что – деревянные конструкции здесь не в чести.
С позволения хозяина заглядываем в водяную бездну, подняв одну из бессчетных металлических шторок. Говорят, самые крупные киты в океанах спят в вертикальном положении, не шелохнувшись. Наши «ТВС-кашалоты» дремлют недвижимо строго горизонтально. Здесь места хватит для 15 тысяч сборок, на 30 лет работы всех наших АЭС! Цифры завораживают помимо величественной картинки. Дозиметры молчат, не показывая никаких «переборов», даже видеоблогер Андрей Пыж обретает тон спокойно-восторженного повествования. Конечно же, помимо хранения мирного ОЯТ, где-то здесь представлена и оборонка в чистом виде. Но говорить следует только на заданную тему – не все секреты подлежат раскрытию. Достаточно того, что мы переезжаем по территории комбината на передовую инженерно-атомной мысли в полном смысле этого слова – «сухое» хранилище отработавшего ядерного топлива.
А главное - сухо!
«Сухие» корпуса здесь совсем свежие – введены в строй в 2011-2015 годах. Сюда едут атомщики со всей планеты, чтобы понять, почему до сей поры никто из них не додумался хранить ОЯТ столь просто и эффективно. Мы с вами уже знаем: в мокром хранилище используется вода, поэтому необходим целый комплекс по водоподготовке — откачка, охлаждение, промывка от ила каждые 5-7 лет, что требует постоянного электроснабжения. Содержать ОЯТ в сухом хранилище намного проще и… безопаснее?
- Здесь функцию охлаждения сборок с реакторов выполняет обычный воздух, который даже не нагнетается компрессорами, а идет самотеком. Мы готовы оппонировать любым сомневающимся в чистоте этого способа. Просто он настолько очевиден, что к нему подступаться было даже зазорно, - поясняют нам хранители сухого корпуса. Здесь сборки упокоены вертикально, впрочем, как и на «мокром», только там они кашалоты, которые видно сквозь воду, а здесь «пучки твэлов» как игла Кащея – сначала в ампуле, потом в пенале, потом в гнезде хранения, три герметичных контура, сверху только идеальный круг люка и видно.
Зачем все это? Ввод в эксплуатацию первого комплекса сухого хранилища позволил обеспечить эксплуатацию АЭС с реакторами типа РБМК (это уже не Балаковская АЭС - у нас ВВЭР-1000), так как пристанционные хранилища были почти заполнены.
Процесс перемещения из мокрого хранилища в сухое — непростое дело. Здесь впервые с момента установки в активную зону реактора сборка покидает водную среду. Чехол со сборками заводят из мокрого хранилища на узел примыкания, устанавливают на наклонный подъемник и по одной сборке поднимают в сухое хранилище. С помощью специальных механизмов они загружаются в пеналы по четыре штуки, туда закачивается инертная газовая смесь, пенал герметизируется и устанавливается в гнездо зала хранения — вертикальные металлические отсеки.
Из статьи в журнале Страна Росатом
Вволю наудивлявшись и наслушавшись многосложных терминов с простыми сравнениями, ловлю себя на мысли: конечно же, объять необъятное дилетанту невозможно. Потому остается уповать на профессионализм и дотошность людей, которым страна поручила крайне ответственное дело – хранить то, что еще способно всем нам навредить, если бросить, и принести пользу, если вернуть в топливный цикл. И в этом смысле несколько часов общения с директором Селеевым показали: он не только досконально разбирается в самых немыслимых мелочах – как без этого? Но истово предан своей любимой профессии. Дамы из нашего пула обратили внимание, с какими глазами он говорил о своей работе. А женщина, как известно, сердцем видит, ее не проведешь…
(продолжение следует).