Теплым июльским вечером в Балакове преподаватель Аргин делился с мужиками, помятыми работой и жизнью, своими наблюдениями о деградации молодого поколения, отравленного сигаретами, алкоголем, телевизором и ЕГЭ. На его вопрос, заданный ученикам: «Кто такой В. И. Ленин?», юнцы на голубом глазу выдали: «Царь!»

Председателем Компартии Китая Мао Дзэдуном пацаны, нисколько не медля, «прямым в челюсть» сразили Аргина наповал: «Отец Кости Цзю!»
Так что Костя вполне мог бы гордиться своим народолюбивым китайским отцом.
Всероссийское образование стерло из юных умов остатки извилин, поэтому и царь Николай II, и Ильичи, и Иосифовичи и Сергеевичи стали персонажами из далекого прошлого, героями русских и советских сказок, храпящими на печке вместе с Емелькой-дурачком. Наспех послав заряженные громы и молнии в московских и местных чиновников и коррупционеров, Аргин подвел черту вечерней дискуссии: «Здесь все украдено до нас. Нам остается только мелкое хулиганство». Отцы и деды, с интересом выслушав преподавателя, потушили свет и вскоре уснули.
Среди ночи, вынырнув из глубин забытья на поверхность, я пытался, отвернувшись к прохладной стене, хотя бы одним веком уловить мелкие чаинки сновидений, ускользающие сквозь ресницы. Но сон, с вечера тягуче-сладкий и крепко настоянный, быстро осветлился, а вскоре и вовсе исчез, словно сцеженный через ситечко. Открыв и второй глаз, обнаружил: в чернильном проеме окна молодой месяц сиротливо лежал на боку выеденной лимонной долькой. Душная июльская ночь застыла над территорией бывшего профилактория. Только здесь, в комнате, ее недвижный сумрак неистово колыхался от мощного храпа моих соседей. Даже пропыленная сетка оконной фрамуги вздымалась парусом с океанской регаты.
Расширял и множил звуковой диапазон спящий у санузла, в прихожей, огромный, как кит, Саша Аргин. Слева приглушенно «штамповал резинки»: «Пф, пф, пф...» – «пыхтящий пресс» специалиста с «БРТ» Сергея Николаевича. Со стороны окна слышалось «легкое погрохатывание по булыжникам». Дорожный специалист Евгений «дробил катком невидимую щебенку».
Кратковременное затишье… И вновь все начиналось сначала, с деликатного: «Кых, кых, кых».
В ночи негромко булькал пузырьками грязевой вулкан, чмокал и всхлипывал по нарастающей амплитуде. Камчатская Долина гейзеров, Кракатау, Гримсвотн и Эйяфьятлайокудль дружно выбивали пробку в потолок из огромного флакона. И опять – тревожная чуткая тишина…
Ночные звуки саванны сменялись перекличкой сивучей, осенним ревом маралов, криками азиатских ишаков и африканских мартышек…
Остаток ночи прошел на грани яви и сна, мозг едва успевал выдавать незабываемые картины и ощущения от путешествий по всему земному шару…
– Мужики! – обратился наутро я к виртуозам Балакова. – Если бы вы меня сейчас спросили: «Ты что, за границей побывал?», я бы ответил утвердительно: «Да, побывал».
– Ну и как там? Что снилось-то?
– Снилось все на свете! Эх, храпоидолы, – сдержанно оглашаю ночному трио свой вердикт, – украли сон!
Добродушный Аргин рассмеялся:
– Это ерунда. Здесь все украдено до нас, нам оставалось только мелкое хулиганство…