Если и есть на земле Балаковской тема вечная, неугасимая, то это, бесспорно, арагонит – теплый камень, почти неповторимый в своих бесконечных цветовых вариациях и редчайших месторождениях всего в нескольких уголках планеты.

Вот и статья в 24-м номере «Сути» за авторством Алексея Рагутского, уверен, равнодушным не оставила никого из читателей. Мой коллега, человек для этой темы новый, влюбился в этот камень – иначе и быть не могло. Однако хочу добавить несколько важных строк о судьбе так называемой арагонитовой комнаты, которая, как полагает автор, утеряна сегодня безвозвратно: «Очень жаль, что до наших дней не дожила ни одна из двух коллекций, которые создавал и собирал Николай Лаврентьевич Стряпчев. Увы…»
1999 год. Я, тогда совсем еще молодой журналист «Свободной газеты», приношу редактору Александру Наумову тему: «Сохранилась ли утраченная арагонитовая комната?». И тут же получаю карт-бланш. До тех пор, пока я не разыщу каменную коллекцию, я освобождаюсь от всякой рутинной работы. Комнату я искал 2 недели. Пришел в коттедж на Линевке, где жила вдова Николая Стряпчева, узнал о самом начале этой истории, когда именно здесь при отсыпке дорог щебнем с Березовского карьера дочка Николая Лаврентьевича принесла в дом пару красивых коричневых камешков…
Прочее известно широко – Стряпчев возлюбил этот камень, исследовал месторождение под Пугачевом, навел контакты с ведущими геологами страны. После официального признания балаковского арагонита он снаряжает в командировку на Урал лучших своих токарей и выделяет им в родном «Жилстрое» площади для станков в подвальном этаже (сходил я и туда – это ближе к левому крылу здания). Так и начала годами кропотливого труда создаваться неповторимая арагонитовая комната, изделия для которой принимал лично Стряпчев и расставлял у себя в «заднем» кабинете (сейчас там апартаменты начальника местного отделения Пенсионного фонда).
Крах карьеры Стряпчева – разлучение с любимым арагонитом – его попытка возродить промысел на предприятии «Иргиз-мрамор» – все это я узнал в доме, помнящем неутомимую душу Николая Стряпчева.
Непосредственные поиски комнаты начались с визита к тогдашнему генеральному директору вовсю угасавшего «Саратовгэсстроя». Сидя в своем кабинете, Владимир Васильев, ныне здравствующий известный строитель и депутат горсовета, выслушал мой вопрос и категорично ответил, что он ничего не знает ни о какой комнате и о том, где она может быть. При этом Васильев закурил, стряхнув дымящий пепел в… арагонитовую пепельницу.
В то же время простые работники некогда легендарного треста помогали мне на каждом шагу. Переломным в моих поисках оказался визит в промзону, в УПТК «Саратовгэсстроя». Там на складе я увидел донельзя запыленное, но совершенно целое каменное панно, вывезенное с глаз подальше. И там же состоялась моя короткая встреча с женщиной, которой шепнули о визите журналиста. Не представившись и почти ничего не объясняя («Меня убьют, если узнают, что я вам это отдала»), она передала мне в папочке кипу пожелтевших от времени листов А4. На каждом из них была опись сокровищ из арагонита. С указанием номера ящика, наименования изделия (сервизы, фужеры, самовары и прочее) и от руки проставленной ценой каждого изделия. Бессмысленно сейчас ворошить те суммы, запомнилось лишь, что все вместе (простая бухгалтерская оценка без учета культурной ценности коллекции) равнялось примерно 20 автомобилям в советских ценах.
При этом на каждом листочке было немало вычеркнутых строк с размашистым пояснением: «Бой».
Когда я показал эти бумаги редактору, Наумов только хмыкнул в бороду:
– Ага, это наверняка тот самый Бой (от англ. boy – мальчик, парень, человек. – Авт.), который эту коллекцию годами обирал.
И вот настал день, когда я увидел арагонитовую комнату. На исходе лета, после нескольких «холостых адресов», мне указали наконец-то верный. Почти под кабинетом солгавшего, на мой взгляд, Васильева, на первом этаже заводоуправления, в крайнем левом угловом кабинете – там, где сейчас располагаются мощности типографии «Анис».
Вход с коридора был заблокирован массивным навесным замком на обитой металлом двери. Ходя вокруг недоступного кабинета, словно кот, я тщетно пытался разглядеть сквозь плотные шторы хоть что-нибудь. Там не было ни щелочки. Через несколько дней я вернулся к этому месту. И – о чудо! – одна из штор оказалась полуоткрытой. Значит, кто-то сюда заходил! Вот они, стоящие друг на друге деревянные массивные ящики, в которых наверняка хранится арагонитовая сокровищница! А сверху – ваза! С отколотым горлышком, видимо, очередной бой.
Делаю фотографии на пленочный фотоаппарат, мчусь в редакцию, где со всеми эмоциями описываю узнанное и найденное – получается две полосы текста под общим названием «Арагонитовая трагедия». Дожидаюсь выхода газеты, которая тогда нашумела по Балакову изрядно, и иду в то самое заводоуправление – подарить по экземпляру людям, помогавшим мне в поисках. Подхожу к найденной комнате, чтоб насладиться увиденным хотя бы через штору, и застываю в шоке.
…Шторы уже ничего не скрывают – они распахнуты. Кабинет, заставленный неделю назад ящиками, совершенно пуст. Коллекция, как рассказали мне по секрету, была вывезена в день выхода газеты.
В том, что это дело рук Васильева, я ни на миг за эти годы не усомнился.
Моя оценка: он как минимум достоверно знает, куда делась комната, а вероятнее всего, тайно владеет сокровищами.
За эти годы я несколько раз заочно обращался к нему со страниц нескольких изданий с просьбой передать комнату городу, в музей, и с предложением к местной власти вступить в переговоры и выкупить в конце концов коллекцию для общего пользования! В ответ – тишина. И воспоминание о том, как он делает удивленный вид при словах об арагоните и стряхивает пепел в ажурное каменное изделие.
…Сегодня господин Васильев вновь претендует на мандат депутата горсовета. Наверное, будет что-то обещать избирателям. Я же предлагаю Вам, Владимир Алексеевич, переступить через себя и подарить городу коллекцию из камня, который Вы любите как любой, кто с ним соприкасался. Хоть перед выборами, хоть на День города – не суть важно!
Заключить хочу одной фразой, которую я услышал от старого токаря-каменщика, создавшего арагонитовую комнату своими руками. Через 19 лет память подсказывает мне его фамилию – Баженов. Присели мы с ним во дворе дома за «Новинкой», куда он вынес дюжину фотографий той самой утерянной комнаты. И сказал мне этот простой работяга вот что:
– Все мы не вечны и рано или поздно уйдем, как ушли многие, кто поднимал дело арагонита. А вот память о нас, воплощенная в вечном камне, останется на долгие века…