Этот теплый очерк в память о своем отце прислала нам Наталья Яргомская.
Выходец с Урала, инженер Борис Иванович Яргомский, после окончания Ленинградского института и работы в Северодвинске, приехал в 1986 году в Балаково на атомную станцию.
«Волжская Венеция» стала для него родной.

Здесь он проработал всю свою жизнь, сделал карьеру, дорос до начальника ПТО АЭС, поднял на ноги и воспитал троих детей. Одна из дочерей, которая сейчас живет в США, и поделилась своими воспоминаниями об отце, которые, на наш взгляд, достойны того, чтобы быть опубликованными.

...Четыре года назад не стало папы. Хочется написать о нем и очень волнуюсь.
Волнуюсь о том, чтобы написать о многом и неоднозначном. О живом даре,
что есть во мне от отца.

Парадоксальным образом я начала узнавать отца близко уже после его смерти. Начала узнавать в себе его лик, наследие, его присутствие. Его присказки, его манеру реагировать, его способы избегать, его возможности встречаться. Начала осознавать, что его внутри много. И что я плоть и кровь - Яргомская порода.

Вот у меня был папа. И как-то я воспринимала его присутствие рядом как данность. Скайп, летние встречи около огорода, споры о политике, шуточки, застолья.
Папа - он такой. А еще он такой. А еще папа - будь таким. И никогда не умирай. Но пришло его время, и он умер. И я поняла, что не очень-то и знала его. И что мало понимала его. Не очень-то видела по-настоящему. Видела то, что хотела видеть. И, возможно, этой близости нам сильно не хватало в последние годы. А может быть и всегда.

Папа - человек эпохи, с которой у меня до сих пор сложные, запутанные отношения. Я - советский человек. Непонятно, что делать с тем, что в Союзе убивали своих, и был ГУЛАГ. Как он это пережил? Что сделал с этим? И с тем, что семья выжила. И как у него получилось стать таким человечным в конечном итоге.

Отец, родившийся в 1938-м, в годик попал в детский дом, когда бабушку и дедушку мобилизовали на финскую войну. Едва выживший, голодавший в войну в эвакуации, внук очень непростых дедов, один из которых был осужден в 1938-м по политической, а другой осужден раньше по уголовной статье за то, что повздорил с любовницей на сплаве и высадил ее в тайге.

Отец - бунтарь и подросток-хулиган, искренний коммунист. Франт в молодости и забивший на все виды в старости. Статный. Красивыйи некрасивый одновременно. И одиночка, и любитель шумных компаний. С большим объемом стыда и эпатажем этот стыд переживать и выдерживать.

Женившийся на красавице Лилечке и любивший ее настоящей зависимой любовью.
Авантюрист и в душе настоящий пират. Турист, который пребывал в магических отношениях с лесом. В его лесу жили лешие, сказочные медведи, грибы, с которыми можно было договориться и мох, который мог превращаться в ковер. Называвший мою Соньку "наша императрица". Дававший всем прозвища и дразнивший безжалостно.

Классный инженер и светлейшая голова. Карьерист. Сломавший свою карьеру. Обладавший удивительным чутьём. Все приговаривал: «Ох, доча, чувствую я, увезёт тебя твой Митя в Америку». Любивший стихи и плакавший, когда читал наизусть Симонова, одного из его любимых. А теперь я тоже плачу, когда читаю и сопереживаю вслед за ним эту тоску и невозможность.

Джокер, высмеивающий до слез, везущий свою бричмулу с удобствами, красавицей Лилечкой и орущими детьми. Бэтмен, желающий спасти мир от несправедливости. Очень одинокий в старости. Разочарованный. Отчаявшийся и злой. Обожавший свою собаку. Флиртующий почти до последнего. Авантюрист. Атеист. Верный своему экзистенциальному одиночеству даже на смертном одре. Центр, вокруг которого собирались, переживали свет, смеялись. Ласковый. Жесткий.

Любила его. Обожала с ним вместе кушать. Хотела отцовского признания. Ненавидела его дразнилку: "Молодец, ставлю тебе 3, которой он реагировал на любые мои достижения. Ссорилась. Просила совета. Любила, как он объяснял математику. Как ждал, пока соберусь и выйду из дома. Как он молчал. Как можно было уютно молчать рядом. Как спешил на помощь. Как умел не задавать лишних вопросов. Как верил в меня. Смеялась с ним. Переживала нежность. Хотела спасти. Пыталась перебороть его привычку обесценивать. Любила ездить с ним на машине. До сих пор хожу в лес как в сказочный мир его магии. Люблю стихи навсегда. Чувствую внутри его доброту, широту души и жестокость. Как и он сложно переживаю разочарования и с трудом уменьшаюсь в размерах до обычного человека. Люблю вкусно и смачно есть и причмокивать "ммммм". И подкольнуть при случае. Дразню. Обижаюсь и переживаю выбор не отомстить. Отпустить.
"Хрен с ним", как говаривал папа.

- А не поехать ли нам с палатками?
- А поехали, папа.