Родившийся ровно век назад, 21 мая 1921 года, Академик Сахаров создавал страшное оружие, и с каждым шагом все более совершенное. В 1955 году на Семипалатинском полигоне были проведены исторически этапные испытания образцов боевых водородных бомб, открывшие путь к практически неограниченному наращиванию мощности термоядерных зарядов.

6 ноября дальний бомбардировщик Ту-16 (кстати, ставший прототипом для создания первого отечественного пассажирского «джета» Ту-104) сбросил бомбу РДС-27, показавшую «на выходе» 250-килотонн тротилового эквивалента – это больше десяти Хиросим! А уже 22 ноября Ту-16 «огрел» землю полигона особо мощной водородной бомбой РДС-37 с принципиально новым зарядом. В нем ученые реализовали принцип радиационного обжатия (профи говорят «имплозии») ядерного и термоядерного материала. По словам Сахарова, ученые назвали этот принцип «третья идея». Причем радиационное обжатие происходило за счет рентгеновского излучения, возникающего при взрыве «первичного» ядерного модуля. Это еще не всё: корпус заряда сделали из природного урана-238, и колоссальное энерговыделение в результате реакции синтеза дейтерия и трития суммировалось с энерговыделением от расщепления ядер урана-238!
Общее энерговыделение на испытании РДС-37 составило 1,6 мегатонны при расчётном 3 мегатонны. Ограничение было введено по соображениям безопасности. И даже при таком ограничении не удалось избежать фатальных последствий. Ударная волна засыпала траншею, в которой погиб солдат-первогодок, и обрушила ветхое убежище в поселке за пределами полигона, лишив жизни двухлетнюю малышку – дочь депортированной советской немки. Еще в одном поселке обрушился потолок в женской палате местной больницы, покалечив нескольких пациенток. В домах за полторы сотни километров от эпицентра было перебито неимоверное количество стекла, и даже в далеком от полигона Усть-Каменогорске жители были перепуганы сажей, которая внезапно хлынула из печей прямо в горницы.
На Андрея Дмитриевича известия о пострадавших произвели шокирующее впечатление, и он счел своим долгом обратиться к замминистру здравоохранения генералу Аветику Бурназяну с просьбой оказать пострадавшим специализированную помощь.И потом корил себя, что за делами не проверил – пошли ли чиновники минздрава навстречу людям.
Однако триумф испытаний был полнейший. Заряд РДС-37 приняли в качестве типового для новых советских термоядерных боеприпасов стратегического назначения. Например, им снарядили боеголовку первой нашей межконтинентальной баллистической ракеты Р-7 конструкции Сергея Королёва. Создав эти изделия, ядерщики и ракетчики положили конец неуязвимости Соединенных Штатов.
После испытаний РДС-37 их руководитель со стороны военного ведомства маршал Митрофан Неделин пригласил ученых – Сахарова, Курчатова и Харитона – в свой домик обмыть успех. Отдав одному из генералов приказ позаботиться о семье погибшего солдата, маршал предложил Сахарову, как главному виновнику торжества, произнести первый тост.
Андрей Дмитриевич, подняв бокал с коньяком, сказал:
- Я предлагаю выпить за то, чтобы наши изделия взрывались так же успешно, как сегодня, над полигонами и никогда – над городами.
Однако эти слова произвели на военачальников совершенно неожиданное впечатление: наступило тягостное молчание. Они кожей почувствовали, что Сахаров посягает на их право решать, где, когда и что взрывать! Обстановку разрядил Неделин, рассказавший довольно похабный анекдот, смысл которого сводился к тезису «Не надо совать свой нос не в свое дело». Ученым намекнули, что их прерогатива – создавать оружие, но не контролировать его.
Остается добавить, что маршал Неделин трагически погиб в 1960 году на Байконуре при взрыве новой ракеты Р-16. Ну, а Андрей Дмитриевич, запомнив слова маршала, решил-таки побороться с системой, но так и не добился контроля ученых над плодами своего разума. Как говорится – увы и ах.

ЦАРСКОЕ ДЕЛО

Остряками подмечено, что префикс «царь-» использовался на Руси применительно к изделиям имиджевым, а потому, как правило, практически бесполезным. Ну, там треснувший Царь-колокол или Царь-пушка (прежнее название – «Дробовик Российский»). Был даже Царь-танк – гигантская трехколесная бронемашина инженера Лебеденко, ошеломившая самого Николая II: ее заводная деревянная модель бегала по царским палатам, лихо переезжая толстенные тома «Свода законов Российской Империи». Увы, будучи воплощенным в железе, Царь-танк, предназначенный для прорыва германского фронта, наглухо увяз в грунте при первой же попытке секретных ходовых испытаний в лесочке под Дмитровом. Пережив в таком безнадежном состоянии и последнего императора, и гражданскую войну, Царь-танк был сдан большевиками в утиль.
При большевиках, впрочем, тоже было создано кое-что «царское», причем пограндиознее. Например, знаменитая Царь-бомба (она же «Кузькина мать»), испытанная на более чем полсотни мегатонн в 1961 году. К созданию этого термоядерного монстра самое непосредственное отношение имел академик Сахаров. Но доставить Царь-бомбу к цели на слишком уязвимом бомбовозе Ту-95 было нереально.
Нужно сказать, что те самые испытания у Андрея Дмитриевича восторгов не вызывали. Недаром в своих воспоминаниях он отмечал, что еще в 1950-е годы пришел к выводу: ядерные испытания в атмосфере - это «прямое преступление против человечества, ничем не отличающееся от тайного выливания культуры болезнетворных микробов в городской водопровод».
Испытания испытаниями, но об эффективности обороны страны Сахаров очень даже задумывался. И в период, когда у СССР еще не было средств гарантированной доставки ядерных зарядов за океан, предложил вооружать подводные лодки гигантскими торпедами с прямоточным атомным гидрореактивным двигателем и термоядерным зарядом катастрофической мощностью 100 мегатонн. «Целью атаки с расстояния несколько сот километров должны стать порты противника. Война на море проиграна, если уничтожены порты, – в этом нас заверяют моряки, - вспоминал Сахаров. - Конечно, разрушение портов – как надводным взрывом «выскочившей» из воды торпеды со 100-мегатонным зарядом, так и подводным взрывом – неизбежно сопряжено с очень большими человеческими жертвами. Одним из первых, с кем я обсуждал этот проект, был контр-адмирал Ф. Фомин. Он был шокирован «людоедским» характером проекта и заметил в разговоре со мной, что военные моряки привыкли бороться с вооруженным противником в открытом бою и что для него отвратительна сама мысль о таком массовом убийстве. Я устыдился и больше никогда ни с кем не обсуждал своего проекта».
С позиций вскоре последовавших событий упрек адмирала, впрочем, выглядел несколько лицемерным. Появившиеся в начале 1960-х годов у США и СССР атомные подводные лодки с баллистическими ракетами, нацеленными на города друг друга, как раз и были с точки зрения абстрактного гуманизма совершенно «людоедскими», хотя находившееся на их борту ядерное оружие имело гораздо меньшую мощность.
Да и идея Сахарова о создании, как ее иногда называют, Царь-торпеды, не осталась без внимания. Под шифром «Т-15» ее начали-таки разрабатывать – правда, дальность ей была задана на порядок меньше (где-то 50 км), но полутораметровый диаметр при 24-метровой длине все равно производил фурор. Однако исключительно виртуальный: проект остался на бумаге, а флот настоял, чтобы вместо Царь-торпеды подводные лодки оснащались бы торпедами привычных типоразмеров. И первая советская ядерная торпеда «Т-V» в габаритах обычной торпеды была запущена в серию! Заряд для нее - конечно, малой мощности - впервые был испытан в 1955 г. на Новой Земле в губе Черная. Его спустили на небольшую глубину с борта тральщика, который при 3,5-килотонном взрыве попросту испарился (разумеется, экипажа на корабле не было). Через два года саму торпеду «Т-V» там же выпустила подводная лодка, мощность взрыва составила 10 килотонн. Такими торпедами можно было хорошенько хлестануть не только авианосное соединение, но и порты противника.
Возражений флотоводцев по поводу принятия на вооружение «Т-V» (под серийным индексом «53-58») уже не звучало. Так что будущий лауреат Нобелевской премии мира совершенно зря был смущен словами того адмирала. Да и вероятный противник тоже обзавелся подобным оружием.

ОТКРЫТКА ИЗ БЕЙРУТА

Академик Сахаров, как известно, был головной болью советского руководства. Появившееся в 1968 году сахаровское эссе «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе» стало своеобразным манифестом, вызвавшим ступор у партийно-правительственной верхушки. Как же, создатель супероружия, трижды Герой Социалистического Труда, и выдал такое… Ну, например: «Социалистическая конвергенция приводит к сглаживанию различий социальных структур, к развитию интеллектуальной свободы, науки и производительных сил, к созданию мирового правительства и сглаживанию национальных противоречий. В этот период можно предположить решающие успехи в развитии ядерной энергетики как на базе урана и тория, так и, вероятно, на базе дейтерия и лития». Советская партноменклатура была очень даже за развитие ядерной энергетики. Но понять, что решающие – в интересах всего человечества - успехи на этом пути в принципе невозможны без окончания холодной войны и противостояния сверхдержав, не могло. Ну, а предложение Сахарова, предусматривающее необходимость разработки закона о печати, преследующего «цели не только ликвидировать безответственную идеологическую цензуру, но и всемерно поощрять самоизучение в нашем обществе, поощрять дух бесстрашного обсуждения и поисков истины», и вовсе считалось страшенной крамолой в СССР, где «правда» о событиях на политическом поле частенько была в кавычках, являя собой одноименную газету.
Андрея Дмитриевича предали официальной анафеме, но сломить человека с таким авторитетом было в принципе невозможно. Максимум, на что оказалась способна власть – так это на организацию коллективных писем-«осуждямсов» и в конечном итоге ссылку академика в закрытый для иностранцев Горький. Впрочем, как-то провернули и акцию почти в стиле сталинского министра госбезопасности Абакумова, организовавшего в 1948 году убийство режиссера Михоэлса. Правда, на имитацию ДТП, как это было с режиссером, «знатоки-невидимки» не решились. Просто однажды – это было в октябре 1973 года – на квартиру к Сахарову пожаловали незваные гости. Нет, не работники КГБ – то были два палестинца, представившиеся членами террористической организации «Черный сентябрь». Они потребовали, чтобы академик отозвал свое заявление по поводу начавшейся накануне очередной войны на Ближнем Востоке. На сей раз ее развязала (что официальной пропагандой в СССР не афишировалось) арабская сторона, пытавшаяся взять реванш за былые поражения, а Андрей Дмитриевич призвал участников конфликта к миру. Академик отказался подчиниться гостям, и те пригрозили ему убийством. Гости исчезли так же внезапно, как и появились, не забыв перерезать телефонный провод.
Все это было, что называется, шито белыми нитками. Сахаров потом вспоминал о визитерах: «Несомненно, все их действия проходили под строжайшим контролем и, вероятно, по инициативе КГБ. Я сделал заявление в милицию, не возлагая на него, впрочем, никаких надежд. Через несколько дней нас вызвал следователь и попросил опознать наших посетителей среди нескольких десятков фотографий. Мы с Люсей (супруга академика Елена Боннер. – Ред.) никого не могли указать. Похоже, что все это делалось только «для вида». Через пару месяцев мы получили по почте открытку из Бейрута, на которой по-английски было написано: «Спасибо, что не забываете дела арабов. Мы, палестинцы, тоже не забываем своих друзей» (читай – врагов). Мы ее отдали в милицию по просьбе следователя. Кажется, ее нам вернули (а потом, в 1978 году, украли при негласном обыске)».
Кстати, террористы из «Черного сентября» за год до этого убили 11 израильтян и полицейского на Мюнхенской Олимпиаде. Так что обеспечение общественной безопасности, в т.ч. на Олимпийских играх, – действительно сверхважное дело сотрудников спецслужб. Настоящих профессионалов, а не тех, что устраивали дешевые провокации в отношении академика.


СЕКРЕТНАЯ БУМАГА

Как известно, после того, как академик Сахаров ударился в диссидентство, он официально был предан анафеме. Власть, в свою очередь, ударилась в организацию столь известных пожилому поколению кампаний по сочинению гневных «писем трудящихся», подписываться под которыми заставляли не только рядовых граждан, и некоторых известных ученых.
И если, скажем, некий слесарь-сборщик Чимкентского завода прессов-автоматов, понятия не имевший, чем славен Андрей Дмитриевич, строчил под диктовку парткома «Академик Сахаров выступил как пособник поджигателей войны. Позор таким людям, им нет места в нашей социалистической отчизне», то председатель КГБ тов. Андропов предлагал отправить «бузотёра» куда поближе: «Следовало бы твердо заявить Сахарову, что если он не прекратит антисоветские выступления, то может лишиться звания академика и звания Героя Социалистического Труда (а это значит к тому же потерять и 800 рублей в месяц, которые он получает, ничего не делая). Как альтернативу Сахарову следовало бы сделать предложение поехать на работу в Новосибирск, Обнинск или какой-либо иной, режимный город, с тем, чтобы помочь ему оторваться от враждебного окружения».
В конечном итоге Андрея Дмитриевича, выступившего еще и против афганской авантюры, лишили трех звезд Героя Соцтруда и сослали в Горький, что само по себе говорило о беспрецедентном гуманизме государства, кое во многом благодаря его научному дару имело статус ракетно-ядерной сверхдержавы. Ведь во времена оные его бы упекли несколько дальше – аккурат, скажем, на Колыму. Однако мятежный академик и из режимного Горького продолжал нервировать Старую площадь и Лубянку.
Дело доходило до совершенно абсурдных ситуаций, к которым Андрей Дмитриевич не имел никакого отношения. Автору этих строк известен случай, когда одному советскому гражданину (члену КПСС, «не привлекавшемуся», «не имевшему» и «не находившемуся на временно оккупированной территории») отказали в турпоездке в капстрану на том основании, что он был полным тезкой-однофамильцем академика, а менять в оперативном порядке по предложению первого отдела свою фамилию на другую категорически отказался. Чем, кстати, впоследствии очень гордился.
Немало неприятностей поимел «из-за Сахарова» замечательный писатель и журналист Василий Захарченко, в бытность свою главредом журнала «Техника-молодежи» осмелившийся было начать публикацию научно-фантастического романа Артура Кларка «2010: Одиссея Два». Кларк посвятил роман «двум великим русским: генералу А. А. Леонову — космонавту, Герою Советского Союза, художнику и академику А. Д. Сахарову — учёному, лауреату Нобелевской премии, гуманисту». Итогом затеи редакции стало появление снабженного грифом «Секретно» документа ЦК ВЛКСМ «Об ошибочной публикации в журнале «Техника – молодежи», в котором говорилось: «Тов. Захарченко В. Д. не проявил бдительности и ответственности при решении вопроса о публикации романа. Он не придал необходимого политического значения тому факту, что роман был посвящен автором, кроме космонавта А. Леонова, также А. Сахарову, не информировал об этом вышестоящие инстанции, не провел консультаций в компетентных органах». Захарченко уволили.
Через шесть лет, в 1990 году, уже без всяких грифов, Секретариат ЦК ВЛКСМ, сориентировавшись в изменившейся обстановке, отменил то постановление «как необоснованное, принятое в условиях административного давления на печать» и принес Захарченко свои извинения. Самого Сахарова тогда уже не было в живых – он умер в 1989 году, будучи народным депутатом СССР, избранным от коллектива Академии наук.
А вскоре не стало и самого ВЛКСМ, распущенного как организация, исчерпавшая свою историческую роль. Стоит ли сомневаться, что произошло это тоже под всё тем же административным нажимом, но на новый лад?