Сегодня, в день 85-летнего юбилея светила хирургии Сергея Андреевича Калинина мы позволим себе вернуться к архивному интервью сегодняшнего юбиляра, сделанному "Сутью" 2 года назад. Поздравляя Сергея Андреевича снова и снова, мы благодарим его за многолетний самоотверженный труд, спасший жизни тысячам его земляков.

В кабинете главного хирурга города и района Сергея Калинина галерея из десяти портретов. Вот Владимир Демихов – первый в мире вживил искусственное сердце собаке. Сергей Федоров – предложил новые инструменты для трепанации черепа. Теодор Бильрот – прекратил традицию ношения грязных сюртуков как доказательства опытности хирурга.

Про каждого из выдающихся врачей Сергей Андреевич может прочитать целую лекцию. Они, по его собственному признанию, вдохновляют, настраивают, дают руководство к действию. Сергей Калинин для Балакова сам человек-легенда. Одному из основоположников хирургической службы в городе – 80 лет. С середины пятидесятых и по сей день он ежедневно надевает белый халат и идет к пациентам.

– В Балакове вы живете и работаете с 1957 года. Какой тогда была горбольница?
– Когда мы приехали сюда с женой, она тоже врач, отоларинголог, нынешний четырехэтажный хирургический корпус только строился. Вся больница размещалась в двухэтажном здании, там сейчас лор-отделение, глазное, неврология. Потом мы переехали сюда.

– За эти годы в больнице появилось много нового оборудования. Не означает ли это, что сами врачи стали слабее по сравнению с тем, что было раньше?
– Так действительно считают наши ведущие хирурги старшего поколения. Раньше было больше клинического мышления, внимания к больному. Сейчас что-то не ясно, врачу бы подойти, выслушать, но нет – есть рентген и компьютер. С другой стороны, техницизм так называемый – это веление времени. Техника специалиста не то чтобы испортила, она повлияла на него.

– Когда вы выбирали профессию, хотели пойти на военную службу. Так ли это?
– Не совсем. Когда я уже учился на врача, у нас в институте работала кафедра военно-полевой хирургии. Военфак так называемый, можно было стать военным врачом: отучившись два года, получить назначение в воинскую часть. Студенты обеспечивались формой, получали хорошую стипендию, выглядели всегда солидно. Но мой брат-майор идти туда меня отговорил. Сказал: «У нас врачи ничего не делают, никакой лечебной работы нет». А меня прельщала именно практика, операционный стол.

– Вспомните самую сложную, страшную операцию, когда вы вернули человека с того света.
– В начале моей работы, помню, поступила женщина с ножевым ранением в сердце – напали хулиганы. Отверстие очень кровило, из-за сокращения сердечной мышцы кровь изливалась фонтаном. Я вскрыл грудную клетку, ушил сердечную мышцу, один шовчик наложили. Раненую привезли вовремя, промедление было смерти подобно.

– Вы по-прежнему оперируете?
– У нас в хирургии 12 операционных столов. Каждый день по несколько раз захожу в операционную, смотрю, что происходит. Подключаюсь, если врач испытывает какие-то затруднения. Помогаю советом, в том числе и молодежи. Приходит много молодых. Они дерзкие, перспективные, активные. Хорошие ребята.

– Вы согласны с мнением, что хирург – это своего рода Джек Потрошитель, только по другую сторону баррикад?
– Это мнение дилетантов. В представлении народа «они резаки, лишь бы что-то отрезать». Хирургия – божественное искусство, очень сложное. Тут соединяются ремесло, искусство, клиническое мышление.

– Вы автор 62 научных работ. Совмещали практику с исследовательской деятельностью?
– С моим приходом в балаковской больнице активизировалась научная работа. Вместе с коллегами мы издали 6 коллективных сборников. Приглашали профессорско-преподавательский состав из Саратова. Делились впечатлениями, наблюдениями, личными размышлениями. Нас читали не только балаковские врачи, но и доктора из близлежащих районов.

– Пациенты после удачной операции всегда стремились отблагодарить доктора, что-нибудь ему подарить. В советское время это, наверное, были конфеты, коньяк. Что теперь?
– Я против денег. Мне несут только доброе слово. Оно прекрасное, волшебное – доброе слово. Это же здорово, когда тебя благодарят с лучезарной улыбкой и добрыми глазами. Так и должно быть. Вот Николай Михайлович Амосов, мой учитель по книжкам, я его, кстати, один раз видел в 1954 году, он тоже был против подношений так называемых, материальной благодарности.

– В советское время врачей было столько, что некоторые с трудом могли найти себе работу. Сейчас в медицине перманентная оптимизация. Как вы к этому относитесь?
– Теперь всё укрупняют, соединяют, но хирургия остается хирургией. Это же операционная. По сравнению с тем, что было раньше, хирургия разрослась. Появилось разделение на специализации – урологию, травматологию, нейрохирургию, детскую хирургию. Я всегда считал, что хирург, если он поливалентный, должен оперировать все. Но хотим мы того или нет, узкая специализация – это веление времени. Хирург, который совершенствуется в каком-то одном разделе, он выше общего хирурга. Вообще сейчас основную тяжесть работы перенесли на крупные лечебные учреждения – областные клинические больницы. Тяжелых больных переправляют в Саратов. Там настроили столько лечебных учреждений, многоэтажных. Вот областная больница, 12 этажей, она не заполнена. Коек больше, чем пациентов. Поэтому они сейчас очень много берут на себя. Но из Балакова туда очень мало отправляют, за год три-четыре человека.

– Когда вы последний раз оперировали от начала и до конца?
– Последний раз я помогал хирургу, когда он испытывал затруднения при операции на брюшной полости, там была резекция желудка, т. е. удаление части желудка. А большей частью я оперировал на грудной клетке. Мне больше нравится торакальная хирургия (хирургия органов грудной клетки. – Ред.). В прошлом году оперировал грыжу. Есть операция, которую я мечтаю повторить с 1978 года, но случай до сих пор не представился. Тогда мы в первый и последний раз сделали пластику пищевода. Полностью удалили пищевод и заменили правой половиной толстой кишки. За грудиной сделали тоннель и провели эту кишку снизу вверх. Я придерживаюсь мнения, что хирург должен делать операцию от начала и до конца. В крупных лечебных учреждениях Москвы раньше живот вскрывали рядовые хирурги, а во время тяжелой части подключались кандидаты наук, профессора, заведующие отделением. Сейчас всю операцию хирург делает целиком.

– Как вы относитесь к женщинам-хирургам?
– Женщины все-таки слабые, беззащитные существа, нерешительные, несмелые. А тут нужны дерзость, натиск, агрессивность. Кстати, знаменитый хирург Сергей Спасокукоцкий (начинал работать до революции. – Ред.) сначала не признавал женщин в хирургии. Но вместе с ним работала женщина по фамилии Алмазова, которая очень хотела работать хирургом, занималась гимнастикой. Она так профессионально выросла, что была замечена и заняла большую должность. Сергей Иванович признал ее за характер.

– Вы давно могли бы находиться на заслуженном отдыхе, но по-прежнему ходите на работу. На пенсию собираетесь?
– Пока нет, я еще востребован здесь. Наверное, это такой мой стереотип – каждый день надо идти на службу. Коллектив пока меня ждет. Хотя смена достойная есть. Единственное, они книжек мало читают. И по специальности, и вообще. Я вот очень люблю изящную литературу, классику. Большая библиотека дома, в кабинете тоже книжки собираю. Особенно нравится Чехов, практически не расстаюсь с ним, Паустовский.

– Как это вам помогает в работе?
– Каждый должен духовно и эмоционально расти. Без этого он зачахнет, закиснет, остановится на одном месте. Превратится из думающего врача в чеховского Ионыча. Человек постоянно должен пополнять свой духовный рацион.