И вздувать такие страсти
Из запаса бабьих снов,
Что грозят Советской власти
Потрясением основ.
Александр Твардовский, поэма «Теркин на том свете»

Чего-чего, а лицемерия и фарисейства в нашей повседневности хватает. Забавно, знаете ли, бывает иногда читать официозные опусы о доблестных вояках. Ну, прямо не живые люди в армии служили и служат, а какие-то самозабвенные дроны. Только и думающие, что о высоких показателях в боевой и политической (сейчас ее величают «общественно-государственной») подготовке. И, соответственно, убежденные трезвенники и даже почти что женоненавистники в интересах службы. Если какие фотографии и хранят вместе с личными документами, то исключительно верховного главнокомандующего или, по крайней мере, лучшего в мире министра обороны. Или обоих вместе, на фоне, понятное дело, тайги.

Ну да, видали мы таких (говорю о себе по опыту службы в Вооруженных Силах СССР). Главным образом, правда, на картинках с экзерцициями в строевом уставе, наставлениях и в прочих увлекательных служебных произведениях такого рода, а также, скажем, в давно ставшем макулатурой журнале «Коммунист Вооруженных Сил». Было, знаете, в арсенале Главпура такое в некоторой мере пыточное средство для политзанятий офицеров (еще одно называлось «Блокнот агитатора»). Прапорщиков и мичманов истязали необходимостью конспектировать духоподъемные передовицы (с речами державного бровеносца Леонида Ильича и его наследников из Политбюро КПСС), публикуемые в другом журнале – «Знаменосец».

В произведениях же фривольных, не уставных, и вообще в жизни, однако, все больше Василии Теркины (не исключая того Теркина, что на том свете побывал) да Иваны Чонкины попадались и попадаются. Ну и, разумеется, среднестатистические поручики Ржевские (все они – литературные персонажи позитивные, между прочим, и это вполне серьезно) и прочие стереотипы с соответствующими естественными пристрастиями. А что естественно – то не безобразно. Если, конечно, в меру.
Хотя мера – она у всех разная.

«ПРОСТО ИЗ ПАРТИИ ВЫГНАЛИ»

Тут почему-то вспоминается, что советским офицерам, окончившим не высшие, а средние военно-учебные заведения (были и такие), выдавался не вузовский ромбик (дипломом не вышли!), а знак наподобие гвардейского с буковками «ВУ». Аналогом «ВУ» на гражданке был шестиугольный «гробик», положенный по окончании выпускникам техникумов. Это «ВУ» официально расшифровывалось как «военное училище», а неофициально, в офицерских курилках, причем совершенно беззлобно, – как «велосипедное училище», «вроде учился», «Ваня Умный» и т.д., что, правда, иногда обижало некоторых обладателей этой славной регалии. И часто незаслуженно. А вот что обижало не очень – так это вариант «выпить умеет».

Действительно, офицеры, «не умеющие выпивать», вызывали у сослуживцев определенное подозрение. А если они еще и не курили и не проявляли видимого интереса к противоположному полу, т.е. максимально приближались к уставно-нормативному образу, то тут в самый раз было брать их в «разработку» особому отделу. Уж не шпион ли или какой скрытый вольтерьянец? Но, честно говоря, я таких во время своей службы и не встречал. А начальник особого отдела нашей дивизии круглыми сутками напролет вместе с водителем пропадал на выделенной ему «шишиге» (изумительный по проходимости грузовичок ГАЗ-66) по разным окрестным лесам и озерам. Но там он занимался не поиском диверсантов, как смершевцы из фильма (и книги) «В августе 44-го», а более увлекательными занятиями - рыбалкой и охотой. Да и кто бы его стал проверять?

Вот наш полковой врач Шурик Б., выпускник мединститута, никаким тайным вольтерьянцем или там карбонарием не был (а потому под колпак того охотника-рыболова не попадал), ни одной короткой юбки хотя бы взглядом не пропускал и выпить умел, несмотря на то, что у него был вовсе не «ВУ», а значок о высшем (как говорили в армии, «верхнем») медицинском образовании. Как и положено, ромбический, с эмблемой «теща кушает мороженое» - змея с лекарственной чашей, такая же красовалась и у него на петлицах.

Но все равно частенько проклинал Шурик тот день и час, когда решил стать военврачом и подал соответствующий рапорт в военкомат. В этом он винил свою супругу – выпускницу того же института, которая непременно хотела видеть будущего благоверного в погонах:

- Не, но она сейчас кто? Замглавврача горбольницы! Кандидат наук, мля! Война случится – наверняка подполковником в госпитале будет! Понимаешь: под-пол-ков-ником! Ну, подполковницей. А я кто? Капитанишка! Мля, надо было гинекологом становиться. Сейчас бы вообще горя не знал.

Тут можно было строить разные догадки по части одолевавшего начмеда горя, но вот майора он не мог получить потому (хотя должность и выслуга позволяли), что топил это горе известным народным способом. Регулярно и с последующими оргвыводами со стороны начальства.

Впрочем, капитана медицинской службы Б. чувство юмора не покидало никогда, хотя и довольно саркастического свойства. Он любил рассказывать, как, придя однажды со службы домой, порадовал свою запасную будущую подполковницу известием, что отныне станет получать на десятку больше.

- Ой, Сашенька, неужели майора дали?! – обрадовалась супруга.

- Да нет, ты что! Просто из партии выгнали, - скромно ответил Шурик.

Тем не менее, изгнав его из рядов КПСС за крепкую дружбу с зеленым змием, увольнять из армии все же не стали.
А вообще человек он был неплохой.

Таких случаев в разных вариациях происходило не сказать, чтобы мало – речь идет о временах великой и бесплодной горбачевской борьбы за трезвость. Тогда в аттестационных характеристиках офицеров, бывало, отдельной строчкой записывали нечто вроде такого - «к алкоголю равнодушен». Это в общем и в целом было неправдой, но «неравнодушие» фиксировалось только совсем уже у пропащих индивидуумов. Разумеется, речь совершенно не идет о каком-то там повальном алкоголизме в офицерских рядах – такого не было. Но какой же мужик откажется от компании коллег с соответствующим питейным сопровождением по случаю какой-нибудь праздничной даты (в т.ч. личной) или убытия в отпуск? Только тот самый внушающий подозрения. Надо только знать ту самую меру.

Конечно, бывали и крутые разборки с теми, кто меры не знал. Например, одному офицеру в нашем полку очень даже не повезло. Собственно, его, уже, увы, законченного алкоголика, не только из партии поперли, но еще и разжаловали из майоров в капитаны. А служил он до этого в специальной особо режимной части, обслуживающей ядерные боеприпасы. Новоиспеченного капитана перевели от тех боеголовок куда подальше - в наш самый что ни на есть заурядный даром что гвардейский артполк, на «перевоспитание». И назначили командиром гаубичной батареи. Хотя ни с какими орудиями он прежде и близко дела не имел. Тем более с оружием Победы, поскольку шестидюймовые гаубицы в нашем полку были образца аж 1943 года, и самым молодым из них, первых послевоенных лет выпуска, было годков сорок. Из-за того наш полк прозвали «музеем под открытым небом», поскольку гаубицы под ним в парке техники и стояли. В Балакове, кстати, их можно увидеть у обелиска героям войны.

В новой должности бывший майор не задержался, поскольку как-то обнаружили его гражданские лица в совершенном беспамятстве под забором - мало того, что набултыхался самогону, так еще и занюхал его чем-то вроде дихлофоса.

В итоге этого человека с позором уволили из армии с лишением офицерского звания. Выдали при увольнении красный солдатский военный билет, куда была вклеена его фотография в капитанских погонах, с указанием должности «командир батареи» и звания «рядовой». Криво ухмыляясь, он на прощание показал нам этот документальный оксюморон. Так и ушел этот печальный живой феномен на «гражданку», изломав судьбу и себе, и своей несчастной семье.

«ПОЛИТРУК, ПЬЯНИЦА И БУЯН»

Пьянство в рядах армии наблюдалось и в довоенный период, хотя некоторые думают, что при товарище Сталине Красная Армия была эдаким образцом сурового аскетизма. Если бы!

Если бы так, то не появился бы мало кому известный секретный приказ наркома обороны маршала Ворошилова № 0219 «О борьбе с пьянством в РККА» от 28 декабря 1938 года:

«За последнее время пьянство в армии приняло поистине угрожающие размеры. Особенно это зло вкоренилось в среде начальствующего состава.

По далеко неполным данным, в одном только Белорусском особом военном округе за 9 месяцев 1938 г. было отмечено свыше 1300 безобразных случаев пьянства, в частях Уральского военного округа за тот же период — свыше 1000 случаев и примерно та же неприглядная картина в ряде других военных округов.

Вот несколько примеров тягчайших преступлений, совершенных в пьяном виде людьми, по недоразумению одетыми в военную форму.

15 октября во Владивостоке четыре лейтенанта, напившиеся до потери человеческого облика, устроили в ресторане дебош, открыли стрельбу и ранили двух граждан.

18 сентября два лейтенанта железнодорожного полка при тех же примерно обстоятельствах в ресторане, передравшись между собой, застрелились.

Политрук одной из частей 3-й стрелковой дивизии, пьяница и буян, обманным путем собрал у младших командиров 425 руб., украл часы и револьвер и дезертировал из части, а спустя несколько дней изнасиловал и убил 13-летнюю девочку.

8 ноября в г. Речице пять пьяных красноармейцев устроили на улице поножовщину и ранили трех рабочих, а возвращаясь в часть, изнасиловали прохожую гражданку, после чего пытались ее убить.

27 мая в Ашхабаде капитан Балакирев в пьяном виде познакомился в парке с неизвестной ему женщиной, в ресторане он выболтал ряд не подлежащих оглашению сведений, а наутро был обнаружен спящим на крыльце чужого дома без револьвера, снаряжения и партбилета.

Значительная часть всех аварий, катастроф и всех других чрезвычайных происшествий — прямое следствие пьянства и недопустимого отношения к этому злу со стороны ответственных начальников и комиссаров.

Немало случаев переноса и отмены занятий и невыполнения плана боевой подготовки — это также результат разлагающего действия пьянства.

Наконец, многочисленные примеры говорят о том, что пьяницы нередко делаются добычей иностранных разведок, становятся на путь прямой измены своей Родине и переходят в лагерь врагов советского народа.

Все эти непреложные истины хорошо известны каждому мыслящему командиру и политработнику, и, тем не менее, настоящая борьба с пьянством не ведется. Пьянство процветает, оно стало обычным бытовым явлением, с ним смирились, оно не подвергается общественному осуждению.

Неисправимый, беспробудный пьяница и лодырь не только не берется под обстрел большевистской критики, не только не изгоняется из здоровой товарищеской среды, которую он компрометирует, но даже иногда пользуется поддержкой товарищей. Для него находят какие-то оправдания, ему покровительствуют, сочувствуют, его окружают ореолом «своего парня».

При таком отношении к пьяницам спившийся и негодный человек не только не стыдится себя и своих безобразных поступков, но часто ими бравирует.

Много ли случаев, когда командирская общественность потребовала удалить из своей среды какого-нибудь неисправимого пьяницу?

Таких случаев почти нет. Это говорит о том, что запятнанная честь воина Рабоче-Крестьянской Красной Армии и честь войсковой части, к которой принадлежишь, у нас мало кого беспокоит».

Этот страшный, по сути, документ – совершенно убийственное свидетельство морально-психологического облика довоенной Красной Армии, далекого от лубков, старательно изображаемых псевдоисториками.

Конечно, сталинское руководство пыталось бороться со «спиртовым брожением» вооруженных сил. Но это у него получалось менее успешно, нежели массовые репрессии в отношении сотен тысяч невинных советских граждан, в том числе далеко не худших командиров армии и флота. Так родился указ Президиума Верховного Совета СССР от 6 июля 1940 года «Об усилении ответственности за самовольные отлучки и дезертирство». А на совещании у наркома обороны – на сей раз маршала Тимошенко - в мае того же года было заявлено, что «такой разболтанности и низкого уровня дисциплины нет ни в одной армии, как у нас».

Результатом применения «контрдезертирского» указа стали тысячи обвинительных приговоров, вынесенных трибуналами военнослужащим. Так, к концу 1940 г. в соответствии с ним только в одном Киевском особом военном округе (КОВО) осудили более трех тысяч человек. Однако особого эффекта эти меры не давали – в том же КОВО в октябре-декабре 1940 г. имели место 177 случаев дезертирства и 1083 самовольные отлучки, а в январе-марте 1941 г. – соответственно 148 и 1065. За весь указанный период с октября 1940 г. по март 1941 г. в частях КОВО произошли 152 убийства, 95 самоубийств и 232 коллективные пьянки.

Почему-то эти факты не всегда принимаются во внимание, когда анализируются причины оглушительных поражений 41-го года. А зря.