История эта простая, но из таких, что суеверная память сама хочет поскорее избавиться от страшных подробностей.

В мае 2019 года Валерий САВЧЕНКО отметил свой 30-летний юбилей, а в октябре жизнерадостного молодого человека не стало. Причина смерти – рак желудка. Балаковец «сгорел» буквально за несколько месяцев. И хотя неоднократно обращался за медицинской помощью, ему поставили диагноз слишком поздно, когда шансов никаких уже не было. Инна САВЧЕНКО, мама Валерия, уверена, что врачи «проморгали» ее сына.
Первый тревожный звоночек прозвенел еще летом 2018 года. У Валерия внезапно открылась рвота. Тогда вызвали скорую помощь и отвезли в инфекционное отделение, но, не найдя ничего подозрительного, уже на следующий день его отпустили домой. Если бы тогда провели качественную диагностику...
Боли в желудке беспокоили мужчину все чаще и чаще. Отправился в поликлинику, но так как там нужно ждать приема у гастроэнтеролога месяц, обратился в частный медцентр. Здесь в июне 2019 года пациенту сделали ФГДС (фиброгастродуоденоскопию) и обнаружили язву желудка. На основании данных этого исследования Валерию назначили лечение в поликлинике, выписали лекарства и наказали соблюдать строгую диету. Он серьезно отнесся к предписаниям медиков, сел на диету, однако в августе мужчине становится хуже, боль ушла в ноги. Он спасается обезболивающими препаратами. Врач-терапевт в родной поликлинике только руками развела: «Я не знаю, что с тобой делать». 16 сентября балаковец снова обращается в поликлинику, на этот раз к врачу-неврологу. Она направляет Валерия на анализ крови. 18 сентября прямо в поликлинике при сдаче анализов ему становится плохо, и его увозят на скорой помощи в терапию на Балаковке.
– Я лечу с работы к сыну, он под капельницей. Как сказала мне врач: «Ваш сын для нас загадка, мы не можем понять, что с ним». Они только с его слов узнали, что у него язва желудка. 18 сентября в 11 ночи мне звонит завотделением Крашенинникова и говорит, что лично повезла его на операцию. У него упал гемоглобин, началось кровотечение. Спасибо Наталье Владимировне, она забила тревогу. Решили удалить язву. Но, как оказалось, было совсем поздно. Хирург Михаил Борисов рассказал мне, что когда приступили к операции, то к язве уже подобраться было невозможно, по всей брюшной полости пошли метастазы. Начался распад органов, это 4-я стадия рака. Фактически врачи констатировали смертельный диагноз только на хирургическом столе. После несостоявшейся операции мы сыну ничего не говорили, только успокаивали. Было ясно, что он обречен, ему становилось все хуже, и 12 октября Валеры не стало. Все эти 25 дней я ходила к нему в больницу, как на работу по два раза в день, вспоминать страшно, как я прощалась с угасающим сыном, – говорит Инна Геннадьевна.
Когда прошли все поминальные дни, убитая тем, что история смертельной болезни молодого человека так и не была по сути открыта, Инна Савченко обратилась с иском в суд на Балаковскую районную поликлинику, горбольницу и станцию скорой помощи. Истец просила суд взыскать с ответчиков в солидарном порядке в свою пользу компенсацию морального вреда в размере 1 млн рублей. Однако Балаковский райсуд в ноябре 2021 года отказал ей. Бюро судебно-медицинской экспертизы министерства здравоохранения Саратовской области, которое проводило экспертизу по этому делу, констатировало, что «причинно-следственной связи между оказанной медицинской помощью Савченко В.А. и его смертью не имеется».
Инна Геннадьевна пошла дальше и обратилась с апелляционной жалобой в Саратовский областной суд, который поручил провести повторную комплексную судебно-медицинскую экспертизу Самарскому областному бюро. И вот тут выяснилась интересная деталь: медицинские карты покойного пропали. Самарские судмедэксперты только руками развели – исследовать нечего. На чем строили свои прежние выводы их саратовские коллеги, непонятно.
Изучив материалы дела, суд апелляционной инстанции пришел к выводу о «доказанности факта оказания Савченко В.А. ГУЗ СО «Балаковская районная поликлиника» медицинской помощи ненадлежащего качества.., что повлекло за собой установление злокачественного новообразования лишь в сентябре 2019 года».
1 февраля 2023 г. суд постановил удовлетворить исковые требования Инны Савченко частично и взыскать с Балаковской районной поликлиники компенсацию морального вреда в ее пользу в размере 200 тысяч рублей.
После судебных разбирательств с балаковским здравоохранением Савченко неожиданно для себя столкнулась с предвзятым, как она считает, к себе отношением со стороны медиков. По ее мнению, этот конфликт и послужил причиной того, что теперь она стала для государственных медицинских учреждений города изгоем.
– После смерти сына мы с мужем переехали в Сазанлей, и я территориально приписана к той самой поликлинике на ул. Комарова, куда обращался и мой Валера. Год назад мне стало плохо, сильно поднялось давление, вызывали скорую, и на следующий день ко мне должен был прийти терапевт, но врача я так и не дождалась. Пришлось писать жалобу в Минздрав, и после этого я услышала в глаза от снизошедшего до меня врача общей практики (позвольте обойтись без фамилии – ред.): «Вам надо к психиатру, вы просто мстите за сына». Я в этой поликлинике стою на учете всего ничего, но на меня завели уже третью медицинскую карточку. Предыдущие две пропали. Якобы их взяли куда-то для проверки по моей жалобе. Я уже эту карточку забрала домой, чтобы хоть ее сохранить. Или вот пример, мое лечение от коронавируса. В августе я заболела ковидом, лежала в больнице, в инфекционном отделении, назначили лечение на дому, прописали таблетки Ксарелто, стоят они больше 3-х тысяч рублей. Только позже я узнала, что этот препарат мне должны были выписать бесплатно от поликлиники. И на горячей линии минздрава мне это подтвердили, – рассказывает Инна Геннадьевна.

При подготовке этого материала очень важно было услышать от Инны Савченко, пожалуй, главные слова:
– Понимаете, я не озлобилась на весь мир, как меня пытались обвинить самые «участливые» медики. Я безмерно благодарная врачам стационара, которые своими действиями и поведением оставались Людьми и Профессионалами с большой буквы. Но это было уже на краю жизни, а вот загодя, когда к тебе в поликлинику приходит парень, а в обшарпанном коридоре длинная очередь из бабушек, а ты не знаешь, как поскорее отделаться – ведь совсем молодой – какие могут быть болячки? А сколько матерей в своем личном горе в подобных ситуациях просто уходят в себя – об этом никто не знает. И продолжается эта череда не поставленных диагнозов и не спасенных жизней. Вот это нужно всем нам по возможности прекратить!

Да, бывают, увы, ситуации, когда медик (сам по себе далеко не волшебник да и никуда не деть нынешний кадровый голод) бессилен перед неизбежным. Если бы рак был диагностирован, были попытки излечить его, то никаких судов, обращения в редакцию и этой статьи просто не было бы. Позволим себе также заметить, что в народе живет неискоренимый миф о круговой поруке врачей. При этом доказать что-либо подобное – дело безнадежное. И мы сами ничего не утверждаем. Более того, по опыту знаем, что любые вопросы журналистов в сфере медицины «по месту обращения пациента» упираются во врачебную тайну (и это правильно). Единственный, кто вправе давать комментарии по подобным ситуациям, это главный медик Балаковского района Татьяна ШАРАБАНОВА.
К ней мы и обратились за разъяснениями, пытаясь понять: понесли ли виновные медики, виновные (если верить решению суда, который есть в распоряжении редакции) хоть какое-то дисциплинарное наказание? Понятно, что смерть непоправима. И как говорят сами медики, у каждого из них есть свой фамильный уголок на погосте – работа у них такая! Но только беспристрастные выводы, вплоть до самых жестких, способны принести толк на будущее, для тех, кто жив и собирается жить как можно дольше.
Увы, в официальном ответе от заместителя начальника отдела по обеспечению организации оказания медпомощи Татьяны Шарабановой фактических ответов на наши вопросы нет. Татьяна Георгиевна пишет: «Предоставление информации по вопросу оценки качества оказания медицинской помощи Савченко В.А и Савченко И.Г. в ГУЗ СО «БРП» не представляется возможным, поскольку передача данных о пациентах, включая информацию об оказании им медицинской помощи, является врачебной тайной и карается законом».
О том, что интересно нам и нашим читателям, подано Татьяной Шарабановой в самой общей форме: «Ввиду рассмотрения спора в судебной инстанции по вопросу качества оказания медицинской помощи, в подразделениях ГУЗ СО «БРП» проводятся мероприятия по профилактике нарушений, возникающих при осуществлении медицинской деятельности. Руководителям структурных подразделений поликлиники указано на недопустимость нарушений порядков и стандартов оказания медицинской помощи прикрепленному населению, на неукоснительность соблюдения норм медицинской этики и дентологии при общении с пациентами, необходимость информирования больных о рисках, последствиях и осложнениях при проведении медицинского вмешательства», – пишет Татьяна Шарабанова.
На надгробье Валерия высечено: «По жизни шел ты, улыбаясь…». Он был старшим сыном в семье, всегда улыбчивый, ждущий от жизни добра. Ходил в родную 15-ю школу с младшей сестрой Катей под руку, опекал ее, выучившуюся на медсестру, до последних месяцев своей жизни. Обожал маленького племянника не меньше, чем двух своих дочек. Даже в армии в далеком Хабаровском крае нашел возможность вразумлять подшефных трудных подростков – мама и сейчас хранит благодарности командования на эту тему. До последнего работал грузчиком в известной компании «Васино», где ему как язвеннику готовили на пару.
– Поминали Валерия после кладбища человек, наверное, 100, там же – в родной столовой на новой пристани, за счет работодателя, за что ему мое материнское спасибо, – вспоминает сквозь слезы Инна Геннадьевна. И поток ее воспоминаний, который мы не смели прерывать:
– Наверное, только в кино умирающий произносит какую-то очень трогательную последнюю фразу. У нас было иначе. Последний раз Валера пытался что-то сказать в пятницу, за сутки до… Но на нем была кислородная маска – мы с дочкой запретили ему напрягаться, когда он пытался хоть что-то произнести. Так ничего и не разобрали. В последнюю свою ночь под воздействием медикаментов он уже был в коме. В субботу к вечеру началась агония. Я просто держала сына за руку. И вдруг аппарат перестал выдавать рваные синусоиды, а вместо них – ровная линия на мониторе с сигналом на всю палату реанимации об окончании мук. Сигнал, который я никогда не забуду…