Прежде "Суть" рассказывала о Симферопольском пулемётно-миномётном училище, которое находилось в эвакуации в Балакове с мая 1942 по август 1944 г. Как выяснилось, на его родине в Симферополе о нём почти ничего не известно.

А всё потому, что училище было создано как пехотное и под таким же названием вернулось в Крым, закрывшись спустя всего два года после окончания Великой Отечественной войны. Под таким же названием оно закрепилось во всех военных справочниках.
Казалось бы, накануне 75-летия Победы крымчанам самое время вспомнить об училище, возродить его историю, но этим на полуострове никто не заинтересовался – ни республиканское правительство, ни республиканский совет ветеранов, ни республиканские СМИ. Вероятно, для них пулемётно-миномётное – училище, которого не было.
Значит, эту миссию выполнять нам, балаковцам. В том числе в память о нашем земляке Герое Советского Союза Валентине Кирилловиче Ерошкине, который был курсантом этого училища и не раз собирал на Балаковской земле его выпускников.
В Питерке
Незадолго до начала Великой Отечественной войны Симферопольское военное пехотное училище, сделав первый выпуск лейтенантов и младших лейтенантов, было переквалифицировано в интендантское и в таком статусе в августе 1941 года эвакуировалось в Саратовскую область. Первыми пунктами дислокации стали сёла Питерка и Моршанка. Здесь с января 1942-го оно снова было преобразовано. При этом его даже переименовали в Кузнецкое. Почему, пока точно неизвестно. Возможно, его предполагалось перевести в город Кузнецк Пензенской области. Однако Кузнецким училище пробыло недолго: через месяц ему вернули «родное» Симферопольское.
«Начсостав и курсанты встретили с радостью директиву замнаркома о реорганизации интендантского училища в пулемётно-миномётное, – докладывал начальнику политуправления Приволжского военного округа исполняющий обязанности военкома училища батальонный комиссар Рынский. – Политико-моральное состояние и дисциплина здоровые». Но вместе с тем, сообщал он, «имеются отдельные факты аморальных явлений»: по невыясненной причине покончил жизнь самоубийством один из командиров лейтенант Зайцев; зафиксировано несколько самовольных отлучек курсантов из расположения училища; курсантов и красноармейцев транспортной роты заели вши. Последнее привело к вспышке сыпного тифа. «Основное зло в том, что из-за неисправности бани людской состав продолжительное время не мылся и нет возможности продезинфицировать обмундирование из-за отсутствия дезкамеры», – жаловался Рынский. Поэтому были приняты срочные меры, чтобы отремонтировать баню, бельё и обмундирование ежедневно отглаживалось и подвергалось санобработке под руководством врача.
Ещё одна проблема, с которой пришлось столкнуться, – недоедание. Некоторые курсанты, привыкшие к домашней пище, не смогли перестроиться на строгий училищный рацион. Например, курсант Макаренко из 3-й роты «в колхозном складе брал пшеницу и ел её в сыром виде, демонстрируя этим ненасыщение курсантским пайком», а курсант той же роты Коптелов «ходил на частные квартиры выпрашивать хлеб, жалуясь там на плохое питание в батальоне».
Впрочем, недовольных были единицы, и их либо уговаривали, проводя воспитательные беседы, либо отправляли на фронт. И та, и другая – процедуры несложные. А вот как сохранить материальные ценности? Это уже задача почти невыполнимая: и злоумышленников не найти, и украденное не вернуть.
По данным на март 1942-го, по пути в Питерку и из питерских складов пропало 78 кубометров дров и 5 т угля; на станции Питерка со склада, охраняемого училищным караулом, украдены две чугунные переносные печки; в 7-й роте обнаружено 10 половинок простыней вместо 10 простыней нормального размера (наверное, курсанты выменяли на еду); со склада боеприпасов пропал мелкокалиберный пистолет, а в подразделениях – 12 шинелей.
Кроме того, имущество страдало из-за протекающих крыш хранилищ и складов и от небрежного, а иногда и варварского отношения к нему некоторых курсантов: ломалась мебель (сломанные стулья даже сжигались), приводились в негодность музыкальные инструменты.
Но имущество – дело наживное. Всё-таки главное – обеспечить нормальный учебный процесс, подготовить грамотных офицеров. Однако и с этим было не всё в порядке.
Учебные программы обучения будущих пулемётчиков и миномётчиков пришли лишь спустя два месяца после того, как училище стало пулемётно-миномётным, – 20 марта. Не было командиров взводов, преподавателей по миномётному и пулемётному делу. Не хватало учебных пособий и наставлений, винтовок (всего 11 на 160 человек), ручных и станковых пулемётов (всего 1 ручной и 3 станковых на батальон). Миномётов не было вообще. Как и учебного поля, нормального стрельбища, тира, учебных городков. Теоретические занятия проводились в общежитиях, не оборудованных для проведения занятий, в тесноте: нары в 3 яруса, проходы узкие. Большая часть курсантов не имела обмундирования и ходила в своей одежде.
Тем не менее начальник политотдела старший политрук Запускалов докладывал: «Училище, невзирая на тяжёлые условия размещения и другие трудности, учёбу развернуло во всех подразделениях и может безусловно справиться с поставленными перед ним задачами. Политико-моральное состояние всего состава здоровое».
На марше
29 марта один из батальонов училища, 1-й, отправился к новому месту дислокации, в Балаково, и прибыл туда 3 апреля. Об итогах этого, как оказалось, непростого марша – в политдонесении начальника политотдела старшего политрука Запускалова:
«Несмотря на тяжёлые атмосферные условия и двухсоткилометровый путь, марш в общей сложности закончился хорошо. На марше курсанты в подавляющем большинстве показали выносливость и хорошую советскую воинскую дисциплину. В среднем батальон ежедневно делал переходы в 36 км. Значительным препятствием служили сильные снегопады и шквальные ветры. 30 марта снежный буран застал батальон в с. Краснянка, где было приостановлено движение с 14.00 до следующего утра. 1 апреля батальон был застигнут в пути снежным бураном, вследствие чего была потеряна маршрутная дорога. Видимость достигала около 40 м.
Пункты ночёвок были следующие: Алексашкино, Краснянка, Ганновка, Лобки, Наумовка.
На всём пути следования продовольствия для людей и фуража для коней хватило полностью, т. к. значительная часть пополнялась за счёт колхозов и колхозников по их собственному желанию.
На ночёвках курсанты и командиры располагались постоем на колхозных квартирах.
На протяжении пути от ст. Алексашкино до с. Лобки население тепло принимало наших людей: готовились хорошие обеды, специально топились печи и т. п.
В последнем пункте ночевки, в с. Наумовка Чапаевского (теперь Балаковского. – Ю. К.) района население встретило батальон недружелюбно и даже враждебно. Во многих домах совершенно не хотели пускать на ночёвку, не говоря уж о других отношениях гостеприимства. Село это состоит из староверов, а в прошлом отличалось бандитизмом.
По пути следования заболели командир 3-й роты лейтенант Шаповалов, командир 4-й роты лейтенант Мезинов, начальник учебной части лейтенант Пихотенко. Они доставлены в Балаково и теперь в строю.
Курсант 1-й роты Сафронов в с. Перекопное отстал и до сих пор не вернулся. С ним осталась боевая винтовка. Приняты меры к розыску.
В результате марша имелась значительная потёртость ног (15%).
С 7 апреля начались плановые занятия».
Остальные три батальона училища маршировали в Балаково уже при более благоприятных погодных условиях в мае: с 3-го по 20-е – 3-й, с 8-го по 12-е – 2-й, с 14-го по 19-е – 4-й.
«Во время маршей проводились беседы, читались сводки Совинформбюро, осуществлялся приём в комсомол, была организована художественная самодеятельность: музыка, пение, пляска, декламация и акробатические выступления демонстрировались на больших привалах и ночёвках в присутствии большого количества местного гражданского населения».
«На всём пути следования гражданское население исключительно тепло, со знамёнами встречало и провожало. Курсантов и командиров приглашали на ночлег, угощали молоком, яйцами, маслом, мёдом, овощами. Проводились совместные митинги».
Были и «отрицательные моменты»:
– комсомольцы Самохвалов и Снегур подрались из-за воды;
– курсант, младший командир сержант Шипов перед большим привалом у с. Краснянка бросил вещи, которые подобрал и нёс курсант Зинатулин;
– курсант Граер, жалуясь на потёртость ног и желудочную болезнь, пытался ударить сапогом младшего командира Краснова за то, что тот нечаянно задел его ногу;
– курсант Соболев М. Д. без разрешения вышел из строя и пил воду из лужи. Все нарушители получили дисциплинарные взыскания.
А курсант, командир отделения комсомолец Владимиров был освобождён от должности и исключён из комсомола за то, что при получении кваса в очереди в г. Ершове нанёс удар по голове курсанту Зотову.
Но больше всех «прославился» курсант 16-й роты Старосельский. Как докладывал всё тот же Запускалов, он «вёл в населённых пунктах среди населения контрреволюционную агитацию, за что исключён из комсомола за 2 дня до окончания марша. Притворяясь больным и голодным, он кричал: «Замучили нас, издеваются над нами, коммунисты предали Родину, – и указал пальцем: – Вот как эти», – показал на военкома 4-го батальона старшего политрука Масленникова. Курсанты Дурнев, Гамаюнов, Ткачёв, Михальчев, Бормотов сразу же его разоблачили и дали ему должный отпор. По линии командования он получил 10 суток ареста. Кроме того, над ним состоялся товарищеский суд, который решил передать дело суду военного трибунала. На митинге курсанты были крайне возмущены контрреволюционной вылазкой и единогласно требовали от суда военного трибунала применить к Старосельскому высшую меру наказания – расстрел».
А курсант Клеймовский пропал. Дойдя до Ершова, он заявил командиру роты, что он сильно болен и ослабел. Чтобы облегчить ему передвижение, у него взяли вещи, но он в строй не вернулся – дезертировал и был объявлен в розыск (вскоре его задержали в Вольске).
«Несмотря на непривычность курсантов к дальним походам, отсутствие горячей пищи, неподогнанность обуви, марш прошёл удовлетворительно, без единого случая серьёзного заболевания, без единого случая порчи и хищения имущества», – докладывал старший политрук.
Так на два года с небольшим родным городом для Симферопольского пулемётно-миномётного училища стало Балаково. Но местная власть встретила «симферопольцев» не очень-то радушно.