Вот и закончился мой небольшой отпуск, ставший для меня такими интригующим. На недельку в деревню меня пригласил к себе старый добрый приятель, который купил там участок и дом.

Деревенька оказалась небольшой, но очень, я бы сказал, ухоженной.
Была там и своя достопримечательность – старая действующая церковь, а жили в селе преимущественно староверы. Церковь мы посетили сразу по приезде. Я тогда обратил внимание на два обстоятельства. Престарелая женщина с парнем неопределенного возраста наводили порядок в церковном дворе, а молодая женщина, напоминающая скорее девушку, охотно помогала им. Без грима и косметики, без золотых украшений и модной одежды мне, горожанину, она показалась как бы не от мира сего что ли. Про них Серега (мой приятель) рассказал мне очень просто:
– Женщина с парнем – это местный дурачок со своей матерью, активные прихожане церкви, а девушка – интеллигенция, местный учитель, не смогла после учебы найти себе нишу в городской суматошной жизни – вернулась в село, живет одна.
На следующий день я снова увидел ее. Наши глаза встретились. Она смотрела на меня глубоко и проникновенно, и какая-то непонятная внутренняя сила толкнула меня к ней. Я подошел к ней и выпалил скороговоркой:
– А вот хотелось посмотреть, как нынче живет сельская интеллигенция.
Открыто улыбнувшись мне, она по-деревенски просто сказала:
– Ну что ж, пойдемте. Зовут меня Настя.
Я про себя подумал, и имя тоже древнее.

Так я попал к ней в гости. Домик был небольшой, но очень опрятный, чистенький. Мебель старинная, но ухоженная, в переднем углу – иконы. Она принялась угощать меня. Блины, варенье, густая сметана, мед и чай, заваренный по народным рецептам прабабушек.
– А покрепче ничего не найдется, или учителя сейчас не употребляют? – смущаясь, робко спросил я.
– Почему же не выпивают, – так же просто ответила Настя, доставая из шкафчика графинчик. – Вот настойка на целебных травках, наливайте.
И мы выпили. Разговорившись, начали знакомиться.
– Ой! – спохватилась она, вы с дороги. Может, баньку сообразить?
– Ну если только вы мне спину попарите, – игриво сказал я, заранее готовясь к отказу.
– Отчего же, можно, но только без глупостей, – строго заметила она.
Мы долго парились душистыми дубовыми вениками, поддавая на каменку ковшом из ушата можжевеловый настой для ароматного пара. Потом долго пили ядреный деревенский квас. Мне казалось, что между нами уже все решено. Я как будто утонул в ее спокойных глазах: синева их не вычурна, в них ни похоти, ни корысти – кто-то из древних говорил буквально так: «Посредством глаз душа не только видит, но и сама видима в них». Никто доподлинно не знает, что такое душа. Но что-то я видел в ее глазах, и увиденное вызывало во мне ответное чувство, возвышенное и трогательное. Я думал, если именно в этом душа, то мне очень повезло. Тут же вдруг поймал себя на дерзкой мысли: я хочу жениться на этой женщине, связать с ней свою жизнь, хотя что-то все же во мне противилось этому. Но чувство единства, одного целого с ней побеждает, и я остаюсь у нее, остаюсь и на этот день, как во сне, и на следующий. Пробуждение приходит лишь на третий, уже к вечеру. Я вдруг понимаю с тоской, что мне придется уехать, но не в этом суть. Мне придется оставить Настю здесь, а вот этого мне никак не хочется.
Сидя в такой уютной комнатке за старинным дубовым столом, я допиваю настойку от прабабушек и тут вдруг неожиданно для себя кричу:
– Настя!
Она появляется в комнате из спальни немного сонная, наверное, задремавшая уже. Я срываюсь со стула, притягиваю ее в свои объятия и буквально зацеловываю всю. Она для меня в этот миг до сумасшествия красива. Настя отвечает мне чуть робко, но я-то уже знаю, что скрывается за этим «робко». Из моей груди вырывается стон, говорю ей хрипло и пьяно:
– Ты знаешь, родная, я ведь должен уехать.
Но спешу оправдаться:
– Совсем ненадолго.
– Ничего, – говорит она спокойно. Тут я вскидываюсь:
– Разве тебя это никак не тревожит?!
– Совсем нет, – отвечает она, спокойно смотря на иконы.
– Но… как это? У меня же в городе, может быть, жена, женщина, наконец, и я могу с ней встретиться.
– Ты обязательно встретишь ее и все объяснишь, – говорит она спокойно и обнимает меня за плечи.
Настя, Настя, самоуверенная женщина, она будто светится самонадеянностью, как будто обшарила все чуланы моей захламленной души.
– Ну ладно, сдаюсь я, – иди ложись, а я подышу свежим воздухом, подумаю.
Ночь светлая, лунная. Иду к лавке, но вижу, там уже кто-то сидит. Немного помявшись, я все же подхожу и узнаю сидящего – это местный дурачок. Я пристраиваюсь на другом конце лавки и тут же слышу:
– Вы не верующий человек, и поэтому не знаете, что загубить душу человеческую – такое же преступление, как загубить тело. И даже хуже! Так мне матушка говорила.
Подняв голову, я наблюдаю перед собой окно Настиной спальни, она как раз раздевалась перед ним, не погасив свет, совсем не думая о том, что кто-то может за ней подглядывать. Как же часто за это время я посылал ее к окну за квасом, который сам оставлял на подоконнике, чтобы полюбоваться при этом ее телом в лучах яркого лунного света… А несчастный дурачок в это время сидел на лавке и страдал…
– Ты и раньше видел?
– Видел, – ответил он.
– И матушке сказал?
– Сказал.
– А что она?
– Просила молиться за вас.
– Как понять… «за вас»? За меня или за нас с Настей?
– За обоих, – он опускает голову.
– За меня-то не очень хотелось?
Дурачок вздыхая кивает головой:
– Тяжело было.
Что ему сказать? Нормальные люди дали бы друг другу по морде, а он за меня молится.
– Прости, – говорю я ему и молча ухожу. Я вхожу в уже темную спальню, ищу в темноте Настино тело, ждал руки, а встретил губы. Я шепчу ей прямо в ухо:
– Там, на лавке, дурачок сидит. Каждый вечер сидит. Ты давала ему какой-нибудь повод?
– Нет, не повод, – отвечает она опять же спокойно и тоже шепотом, – я, жалея его, обещала стать его женой, он очень хороший, – говорит она, не оправдываясь.
– Слушай, Настя, – шепчу я громко, – не пожалеешь потом? Сможешь ли ты жить со мной? Я совсем другой человек, из другой, не твоей жизни.
Тут она обнимает меня и целует, убеждая, что было все так, как надо. Она сама хотела того, что случилось, и, вообще, она лучше знает, какой я есть на самом деле.
– Настя, – говорю я очень спокойно, – завтра я уеду и не вернусь, пока не решу все свои дела. Я тебя люблю, с тобой у меня будет все по-другому. Не случайно же мы встретились.
– Да, да, это так! – шепчет она. – Это тебе от Всевышнего. И мне.
Так вот здесь, в глуши, где-то на задворках губернии, я, расхлябанный, пропошленный до самой дальней клетки моего серого вещества, вдруг впервые узнал, как может любить женщина вот такого, какой я есть, и как я сам могу влюбиться ответно…