Художник Сергей Георгиевич Серов родился в Хвалынске, но жил в Балаково. Каждое лето он уезжал на родину ловить рыбу и писать картины, на которых неспешно разворачивалась вся жизнь маленького городка. На бесчисленных холстах в его балаковской мастерской водили хороводы кентавры и ангелы, хвалынцы – дети и старики, музейная утварь, узорочье весеннего и осеннего леса, букеты ирисов, флоксов, скипетры грушевых ветвей, россыпи хвалынских яблок и синие горошины терновника.

Кроме земной всхолмленной тверди, краешком или фоном на его полотнах присутствует Волга. С трепещущей рыбой, самоходками, пристанями, мокрым галечником, протоками и островами, с их невероятным, сказочным по нынешним временам изобилием - Аграфеновский (он же Гусиная Лапа), Хвалынский (он же Городской, он же Сосновый), Собачий, Вороний, Метрополь, Алексеевский, Меровский и другие.
Сергей родился в мае 1948 года. Задолго до того, как затопили в конце шестидесятых пойму реки, Сосновый остров вошёл в его ещё чистое подсознание как полноценная картина благодатного хвалынского мира. Остров был под рукой. В зоне досягаемости. Реальность влекла и манила сильнее, чем острова из прочитанных книг. Ни в какое сравнение с Сосновым островом не шли ни «Остров сокровищ» Стивенсона, ни «Таинственный остров» Жюль Верна, ни остров Робинзона Крузо. Мальчишки проводили на острове всё свободное время, поливали огороды, косили сено, собирали крупную ежевику и грибы – гладыши, заготавливали овощи и дрова, купались и ловили рыбу, изобилие которой поражает воображение. В 1967 году всё кончилось – острова поглотила волжская вода. Развитие экономики страны было оплачено подрывом экономики подтопленных городов, сел и деревень, а то и их смертью по обоим волжским берегам.
Сергей, рассказывая мне о Сосновом острове, неожиданно достал из стола несколько листков, исписанных убористым почерком.
- На, вот, почитай мои размышления для потомков. И пусть все знают, когда меня не будет, я и с того света в Волгу удочку закидывать буду!
И жизнерадостно засмеялся.

ХВАЛЫНСКИЙ ОБЕРЕГ.
Ведь уж, сколько лет прошло, а снится
Тот наш остров между Воложкой и Волгой,
И сердцу никогда с тем не смириться,
Вечно помнить, вечно помнить.
Павел Денисов.
Летнее утро. Из окна вид на Волгу. За городскими постройками далекая и уже привычная полоска духовницкого берега. Зияющая пустота саратовского водохранилища. Но что-то сегодня не так. Сердце колотится в тревожной радости. Неужели!? Бегу на берег. Дамба уперлась зелеными скулами в усыхающую вдаль береговую кромку. Показались пески «Собачьего острова» и «Крутояра». Глазам своим не верю – песчаная полоса острова отчетливо рисуется. И дальше, дальше зеленые гривы затемнелись в тумане испарений. По сразу ставшей высокой дамбе бредут почему-то равнодушные люди. Бегу вприпрыжку, как в детстве, радостно расталкивая толпу:
- Вы что же не видите, что творится!
Удивленные, непонимающие взгляды. Доходит – опять приснилось…

Впервые попав на остров еще в дошкольном возрасте, довольно ярко припоминаю. Родители с друзьями, и я плывем в лодке на остров. Начало июня. Сход весеннего паводка. Мы внутри полузатопленного острова, ищем место посуше для стоянки. Кругом неудержимо рвущаяся зелень, она на вековых дубах, осокорях и вязах. Нежно-зеленые шапки тальника еще по колено в воде. Все струится, гудит и кудрявится, возвещая приход чего-то великого и прекрасного. Причаливаем к берегу, и, чудо-чудное – прямо из воды лезут куличики ландышей, уже с ароматными жемчужинками бутонов. Из осколков памяти выплывает, особенно четко, кастрюля с очень вкусным тушеным мясом, взрослые поясняют – это осетрина. Видимо, в середине прошлого века этот деликатес являлся уделом и простых волжан. Лениво шлепая веслами, раздобревшая компания плывет домой. Медленно приближается хвалынский берег, льется пьяненькая песня на голоса. Всем хорошо…
Начиная свои воспоминания об острове, я затрудняюсь выделить в приоритеты духовное значение этого явления. И уж тем более бытовые особенности и характеристики. В бытность свою и мою остров являлся для людей и кормильцем, и «брегом отдохновения». Мы безмятежно пользовались этими нерукотворными райскими кущами и, как водится у людей, только с утратой обожествляем нечто дорогое и безвозвратно ушедшее.
Не буду касаться исторических и географических описаний острова, это достаточно убедительно изложено поколениями краеведов и очевидцев. Постараюсь более или менее субъективно и выборочно поделиться с читателем впечатлениями детства и юности, связанными с пребыванием на острове.
Самостоятельные походы на остров начались в школьном возрасте. Вооруженные удочками, шлялись мы с приятелями по лугам и рощам острова, открывая для себя все новые озера, затоны и ерики. Манили в основном подвиги рыбацкие. Купание и собирание грибов и ягод являлись также неотъемлемой частью наших одиссей.


О РЫБЕ И НЕ ТОЛЬКО…
Основной островной протокой был «Ерик», втекавший в «приверхье» и вытекавший в «ухвостье» острова. Соединяя собой несколько проливных озер и затонов, ерик был довольно глубокой речкой, заросшей кустарником, с чистой темной водой, кишащей всякой живностью, в первую очередь, рыбой. Однако для взрослых и хозяйственных людей ерик был естественной водной преградой, проехать вглубь острова можно было только по мосту. Два таких мостика и были возведены из бревенчатых накатов, в незапамятные времена. Рыбаки мы были неумелые и, зачастую побросав удочки, ложились на бревна во все завидущие глаза разглядывать подводных обитателей. А посмотреть было на кого… На слабом течении рыба сытая и ленивая стояла в тени моста, не обращая внимания ни на нас, ни на подсовываемых к самым ее губам наших червяков.
4-5-метровая толща воды просматривалась до самого дна и представляла собой нечто подобное современному океанариуму. У поверхности тучи мальков и уклеек прыскали веером при появлении более крупных рыбин: язей и голавлей. Ниже полосатые красавцы окуни шамкают белесыми ртами, стайки красноперок щеголяют кумачовым оперением, еще ниже темными утюгами стоят бронзовобокие лини. Все это рыбье изобилие уверенно контролируется и пасется хозяевами местных вод – зубастыми гангстерами - щуками. Вот одна из них вблизи прибрежной осоки во всем пятнистом великолепии, тоже сытая, с торчащим из пасти хвостиком плотвички.
С годами исследование внутренней островной флоры и фауны стало приедаться. Росло рыболовное умение, и соответственно росли стяжательные рыбацкие аппетиты. Обойти и объехать весь периметр острова удалось к середине 60-х годов уже в подростковом и юношеском возрасте.

Со стороны Хвалынска остров омывала так называемая Воложка – протока шириной до 500 метров, в разные годы судоходная или перемытая песчаными мелями. Побережье представляло собой, в основном, великолепные пляжи, изрезанные намывными застругами. Рыба тут водилась, но зачастую жители городка проводили здесь незамысловатый досуг. Переправившись на лодках или «трамвайчике» (пассажирский катер) в жаркие летние дни, взрослые и дети сначала резвились в чистейшей проточной водичке, чтобы с разбегу пасть в раскаленный шелковый песок и воистину слиться с этой богоданной природной благодатью.
Однако вернемся к рыбе. В смысле предполагаемых несметных уловов «манил и таил», конечно же, противоположный островной берег, в свою очередь омываемый «коренной» Волгой, в разливах достигавшей полутора километров. Глиняные крутояры, мощные перекаты, бескрайние пляжи «ухвостья» исхожены мной вдоль и поперек. Выловлены, пожалуй, все породы волжских рыб, в разные годы, разными способами и с разной долей успеха. Некоторыми из рыбацких былей готов поделиться даже с самим собой с неизбывным удовольствием.
Еще сопливое детство. Отец с приятелями на моторной лодке берут меня на рыбалку – на «коренную». Мерно постукивая трехсильным движком, лодка огибает южную низменную оконечность острова, выходит на простор духовницкого плеса, проходит одноименный песчаный середыш, поднимает стаи гнездившихся на нем чаек. Дальше обрывистый «Телячий остров», «Шелковый затон» … Укрытый старой фуфайкой, с куском душистого хлеба и краковской колбасы, немыслимого теперь вкуса, лежу на носу лодки и, выглядывая наружу, уже слипающимися веждами ощущаю себя Колумбом.
Причаливаем, наконец, к назначенному месту. Это вытек из озера Кривого. Конец июня. Последние ручьи весеннего паводка стекают в Волгу, и с ними скатывается уже подросшая рыбья мелюзга. С обрывистого глиняного ярка ниспадает водопадик. Подставленная недодка серебрится густерками, язьками, плотвичками, довольно часто попадаются окуньки и щурята. Оторваться от этой халявы трудно, но дядя Слава Агишев объясняет, что это живцы для настоящей рыбы и пора заняться ее поимкой. С кормы лодки забрасывается донная удочка с живцом на крючке. Остальные рыбаки сходят на берег блеснить. Мы с дядей Славой остаемся в лодке и простыми удочками, насадив верхнее перо от рыбешки, начинаем таскать крупную прогонистую чехонь, кишащую в районе вытека.

Скатывающийся в Волгу малек привлекает и остальных волжских хищников. Вот согнулась в три погибели донная удочка, благополучно подсечен соменок килограмма на три. Блеснильщики подносят к лодке изрядных судаков. Увидев дно лодки, уже покрытое прыгающим серебром, взрослые присоединяются к дяде Славе, а мне вручают удочку с блесной – «макалку». Медленно иду по берегу, подергивая удилище вверх-вниз. Неожиданно что-то сильное и живое повисает на снасти, не помня себя бегу от берега, волоча красивую и крупную рыбину. Из лодки доносится одобрительное: «Сережка-то жереха поймал!». Спотыкаясь и матерясь, чудаковатый дядя Леша Олейников бежит вдоль берега с согнутым удилищем, увлекаемый, как оказалось, приличным сомом.
Невозможность перечисления всех рыбацких подвигов, совершенных в течение жизни, вынуждает остановиться на «творческих неудачах». Они запоминаются особенно ярко и болезненно остро. 66-й год прошлого века. Я старшеклассник и уже неизлечимый, конченый рыбак. На велосипеде пересекаю остров поперек, бросаю двухколесного друга на пепелище заброшенного поселка, в народе прозванного Тайванем, и вооруженный неказистым спиннингом, бреду по побережью. Берег коренной богат местами, где обитают объекты моей охоты. Щука, судак, окунь и, наконец, венец воздыханий спиннингистов всех времен и народов – его величество жерех. Вот на стремнине переката запрыгала уклейка и мелкая чехонь – признак наличия крупных экземпляров. А вот и сам жерех в мощном всплеске демонстрирует свои серебристо-бурые бока. Блесна, описав нужную траекторию, ложится впереди всплеска, с метровым упреждением. Ожидаемый рывок, недолгая борьба, и 3-х килограммовый красавец на песке. Вот однажды, поймав таких красавцев штук пять, я решил сохранить их свежими до вечера. Закапывать рыбу в сырой прибрежный песок – способ довольно известный у волгарей. Втыкаю в место «захоронения» прутик и ухожу дальше вверх по течению. Раздувается сильная «низовка» - южный ветер. Волны зализывают береговые неровности и, увы, место «захоронения». Бегу назад – шестика нет. Остервенелое копание песка не дает результата. Еще 2-3 дня возвращаюсь к раскопкам, уже со стальным щупом. Все тщетно. Бог дал – Бог взял…


О ЛОСЯХ, ДРОВАХ И ПРОЧИХ ОВОЩАХ…
В бесконечных походах на остров мы ребятишки часто встречали валяющиеся, где попало ветвистые лосиные рога. Что с ними делать мы не знали, но встретиться с их обладателями мечтали всегда. Впервые я увидел лосей зимой на лыжной прогулке.
Урок физкультуры начинался во дворе 4-й (ныне 3-й) школы, в которой я учился. Лыжня спускалась к берегу Волги, продолжалась крутой прибрежной горкой и, пересекая Воложку, выходила на остров, где была набита лыжная трасса для школьных соревнований. За два часа урока мы успевали посоревноваться на время, надышаться свежим морозным воздухом, а иногда получить впечатления, которые современным школьникам и не снились.
Вот на одном из уроков островную лыжню нам и преградило целое стадо лосей. Величественный вожак – сохатый – снисходительно взирал на кучку приближающихся мелких человекообразных. Вероятно, осознавая, что угрозы от нас ждать не приходится, лось выдерживал паузу, всем видом показывая, кто на острове хозяин. Столпившись на безопасном расстоянии, мы с любопытством и опаской разглядывали лесных обитателей. За вожаком стояли несколько лосих с лосятами, жавшимися поближе к матерям. Время шло, взаимное любопытство наскучило обеим сторонам. С достоинством развернувшись, сохатый повел стадо вдоль лыжни и параллельно ерику, уже покрытому приличным льдом. Почувствовав себя победителями, мы с улюлюканьем погнались за лосями. Неожиданно вожак повернул к ерику, с маху вломился в неокрепший лед и, разбивая передними ногами путь на противоположный берег, увлек за собой все стадо.

Припоминается и более грустное зрелище, связанное со льдом и лосями. 1968-й год – затопление острова. Декабрьскими морозами Воложку сковало идеально гладким льдом. По мере затопления последних островных грив лоси пошли через Волгу на правый берег. На разъезжающихся ногах лопались сухожилия, и несчастные звери гибли на льду, не дойдя до берега. Те немногие, что дошли до новоиспеченной бетонной дамбы, не в силах были взобраться от усталости и страха. От праздно-любопытствующего народа, снующего по дамбе, как-то не приходилось ожидать помощи. Какой наглядный экологический урок преподает человек самому себе, не делая, однако, никаких выводов из случившегося.
О пятидесятиметровых осокорях, растущих по всему острову, писал еще К.С. Петров-Водкин в своем незабвенном «Хлыновске». Защищая от восточных суховеев город, эти леса создавали определенный целебный микроклимат хвалынских окрестностей. Для хвалынцев до середины XX века островная флора имела и важнейшее хозяйственное значение. Дрова в ту пору являлись понятием совершенно жизненно необходимым. Заготавливали их и летом, и зимой, не нарушая общего природного баланса.
Безобразия начались в последние годы перед затоплением, когда леса начали попросту выжигать. Последние прощальные островные пейзажи рисуются в памяти, как мрачные осенние дали, задымленные черными стелющимися пожарищами.
Кроме деревьев, еще много чего произрастало на нашем острове. Два укоса сочных ароматных трав сполна прокармливали хвалынское стадо мелкой и крупной рогатой живности. Теленок, пущенный на летний откорм, на остров, охраняемый одним лишь колокольчиком, возвращался к осени тучным бычком. В благодатные август-сентябрь по штилевой Воложке плыли душистые стога сена, скрывающие под собой весловые лодки и гребцов-заготовителей.

Сдобренный паводковым илом, островной суглинок давал небывалые урожаи картофеля. «Картошка родилась с голову!» - любимая похвальба хвалынцев тех времен. Местный консервный комбинат имел на острове плантации прекрасно вызревавших овощей. Сбор овощей являлся святой обязанностью школьников, к их восторгу снимавшихся с занятий. Продлевая летние каникулы, мы с удовольствием трудились на полях, покрасневших от спелых помидоров. Кабачки, патиссоны и баклажаны являлись основным сырьем для производства знаменитой хвалынской кабачковой и баклажанной икры и собирались в необходимом для этого количестве.
Выполнив норму сбора, мы находили в себе еще неисчерпаемые силы побегать по близлежащим овражкам, заросшим ежевичником. Крупные синие ягоды тяжело свисали из-под желтеющей и краснеющей листвы, служа нам сиюминутным лакомством. А на зиму ежевика собиралась ведрами. Пироги с ежевикой и щавелем!.. Увы, немногие помнят эти сгинувшие в лету разносолы.
Поздней осенью собирались всякие целебные травы и корешки. Чаевничали хвалынцы отваром шиповника, также изобильно растущего на острове. Знаменитые грузди и гладыши росли необъятными кулигами вдоль дороги. Нередко человек приседал к неожиданно увиденному грибу, да так и не поднимался, пока корзина не оказывалась полной.
Начало XXI века. Я и поныне каждое лето в Хвалынске, и ежедневно на острове, только на высоте 8-9 метров над его уровнем, на катере. И рыбы ловлю достаточно, и жизнь сложилась вроде бы благополучно. Но иногда, свесившись с борта катера, как когда-то в детстве с бревенчатого мостика, все пытаюсь что-то разглядеть внизу. Зеленые мутные воды скрыли под собой и ерик, и детство, и остров, такой близкий и такой далекий.
Заканчивая свое повествование, в который раз задаю себе и людям вопрос: много ли приобретаем мы, принося в жертву «молоху» комфорта, как выясняется, совершенно бесценное и невосполнимое!
Сергей Серов февраль 2011


Когда иной человек уходит, о нем и рассказать нечего. Здесь же – наоборот. Сергей стремился передать молодому поколению своё видение красоты мира. И проводил много времени в мастерской. За работой. Зимой созревали на холстах его летние хвалынские наблюдения. А мир стремительно менялся. Серов ворчал на согбенных пацанов, уткнувшихся носом в глубины своих смартфонов. Он, казалось, никуда и не спешил в своей жизни. Но все успел. Методично склеивал по кадрам в увлекательную ленту. И 65 лет был в ней режиссером, оператором, и актером. Казалось, до конца так далеко… А заставку к картине невольно подсказал сам…
Теперь, когда я вижу мальчика на заставке киностудии Dreamworks, представляю, что это именно Серов сидит на луне и забрасывает снасть с небес в волжскую воду. Образ красивый, да и перевод вполне подходит для сравнения с жизнью Сергея – «Воплощение грез». Ничего лишнего. Он ведь сам заставлял свою мечту работать. Вот и сейчас закинул наживку.
Клевые истории от большого художника С.Г. Серова еще ждут своего часа в рундуке газеты «Суть».